и не помню – она рассказывала). И если что-то из сказанного Кэрол и было правдой, так это то, что бабушка все бросила ради него. Может быть, она остановила бы наводнение, если бы меньше времени посвящала обязанностям в угоду мужа, которые были навешаны на женщин ее поколения.

А мама. Отец всегда был в семье главным. Они называли это любовью, но только он принимал все решения, и я это ненавидела.

А что я помню о Зандере и Элоуин в старшей школе? Я всегда считала, что их отношения были такими драматичными из-за бушующих подростковых гормонов, но судя по всему, они и правда любили друг друга и практически друг друга уничтожили.

И еще то, что рассказывала о своих родителях Элоуин. Они закончили изменами и проклятиями, разрушив жизнь своей дочери. Зачем мне хотеть чего-то подобного?

Я таращусь на Джейкоба, и мне не хочется рассказывать ему ничего из вышеперечисленного. Потому что тогда я покажусь слабой. И что еще хуже, я почувствую себя слабой.

Но он любит меня, даже не ведая о том, что любовь творит с людьми. Думаю, ему надо это узнать. Понять, что все сказанное им неправильно, и тогда мы перевернем эту страницу и пойдем дальше, отступим от края, и все снова станет легко.

– Я говорила лишь о том, что хочу стать сильной. А не о том, чтобы свою силу потерять.

– Мне не нужна твоя сила, я не собираюсь ее забирать.

– Но разве любовь не отнимает силы? По крайней мере у женщин. Ты можешь говорить, что тебе не нужна моя сила. Все только и твердят о равенстве, но для мужчины равенство с женщиной – это поражение. А женщины сами идут на эмоциональные уступки, несмотря не на какие обещания равенства. Вот что происходит, когда любишь.

Что-то в нем смягчается, словно ему меня жалко, хотя очевидно же, что он сам находится в неведении. Но он идет ко мне через темную, неосвещенную кухню. И впервые с тех пор, как мы начали ссориться, он меня касается. Прикладывает ладонь к моей щеке.

– Но не тогда, когда любят по-настоящему.

Нечто рождается внутри меня – это страх. Я знаю, что это страх, и мне надо с ним бороться. Но…

– Откуда ты… Откуда ты знаешь, как любить правильно?

– Потому что есть примеры, – объясняет он. – Дядя Зак и тетя Зельда. Я знаю, что они часто препираются, но им это нравится. Он пожертвовал всем, чтобы она стала лучше. А она пожертвовала всем, чтобы облегчить боль его потери. Может быть, мои родители и не выставляют отношения напоказ, но они – команда. И всегда ею были. Мои бабушка и дедушка, и прабабушка с прадедушкой тоже. Кому, как не тебе, знать, что отношения такие, какими мы делаем их сами. Как и во всех остальных случаях. Это нам решать, какой она будет.

Это не то восприятие любви, которое есть у меня, и то, как Джейкоб видит любовь, будит во мне потаенные страхи, которые сжимают мою грудь и не дают мне вздохнуть.

– Мне не нужна… ответная услуга. – Он прижимает теплую ладонь к моей щеке. – Это не то, чего я хочу. И не поэтому я злюсь. Ты многого не помнишь. Ты только что начала знакомиться с миром колдовства. У нас на повестке дня черная магия, наводнение и бог его знает что еще. – Он говорит почти то же самое, что я думаю, и мой страх немного проходит. – Я мог бы ждать тебя миллион лет. Но я хочу, чтобы ты перестала считать, будто я каким-то образом лишаю тебя силы. Я не сделаю ничего подобного, только лишь поддержу тебя. И я не могу жить с мыслью, что ты боишься моих чувств к тебе.

– Я не… Это не… – Но нужные слова не находятся.

– Эм. Когда ты обвиняешь меня понапрасну, я бешусь, и тогда я просто обязан сказать правду. – Мне хочется донести до него, что я в состоянии справиться с правдой; у меня не с ней проблема, а с любовью. Но я не могу вымолвить ни слова. – Возможно, ты была не готова к правде так, как готов к ней я. Но я не мог стоять как послушный щенок, смотреть, как тебя зажимают в темном углу, и слушать, как ты зовешь на помощь. В таких случаях я не буду миндальничать. Ты просила о помощи. И моя помощь тебя не унижает, Эмерсон. На самом деле он, возможно, даже делает тебя сильнее.

Мне тяжело дышать. Я думаю о словах Скипа. Что мы с ним одинаковые, потому что оба одиноки. Но это неправда. У меня есть друзья. Я могу на них положиться. И я не считаю себя одинокой.

«Ты ведешь себя так, словно ты одна», – слышу я голос Кэсси. И мне приходится признать, что она права.

Потому что я не всегда прошу их о помощи. И сегодня я бы справилась еще лучше, если бы понимала чувства Джейкоба. Он скрывает от меня любовь потому, что думает, будто я не готова принять правду. И он прав. Я знаю, что на его месте я поступила бы точно так же, как поступил он сегодня. Может, именно это меня и пугает.

Я точно справилась бы лучше. Например, если бы попыталась поговорить с ним, а не швырялась в него обвинениями. Я тяжело вздыхаю.

Джейкоб берет мой подбородок в ладони. Его лицо, как обычно, ничего не выражает, но мы так близко, что я вижу эмоции в его глазах. Разочарование, усталость, печаль. Надежда.

Она сильно ранит. Потому что я не знаю, как облегчить его боль так же, как он облегчил мою. У меня нет для этого подходящих слов.

«Трусиха».

Нахмурившись, я смотрю вниз. Кэсси снова тут. Сидит в паре шагов от нас с Джейкобом, а в ее карих глазах нет ни мягкости, ни понимания, один лишь вызов.

– Почему фамильяр так груб со мной?

Джейкоб тоже смотрит на Кэсси.

– Фамильяры не должны быть милыми. Они просто… фамильяры.

Я фыркаю:

– Мне кажется, грубость не обязательна. – Джейкоб грустно улыбается. – Джейкоб.

– Давай просто…

Знаю, он хочет, чтобы я ушла. Он должен восстановиться. Закалить свое сердце, которое было растоптано мною в минуту его слабости. Он отталкивает меня, когда я позволяю себе к нему приблизиться.

Но я не могу позволить ему отправить меня восвояси. Я не могу… Не могу принять тот факт, что я боюсь правды. Я не такая. Не должна быть такой.

Грубая