показаний о Катыни. 11 марта Руденко подал ходатайство в Трибунал, где сослался на статью 21 Устава МВТ в подтверждение того, что отчет комиссии Бурденко, будучи отчетом национальной комиссии по военным преступлениям, должен служить неопровержимым доказательством вины немцев в этом массовом убийстве. Но на следующий день Трибунал собрался на закрытое совещание, и трое западных судей оспорили советскую интерпретацию статьи 21. Они заявили, что эта статья касается только первоначального предъявления доказательств; она не запрещает защите оспаривать доказательства после их предъявления. Судья Биддл утверждал, что подсудимый имеет право требовать отклонения любого документа[899]. Той ночью Полторак сообщил в Москву, что западные судьи объединились со Штамером по вопросу о статье 21 и позволят немецким свидетелям давать показания о Катыни[900]. Через несколько дней агент советской контрразведки Всеволод Сюганов послал в Смерш свой собственный отчет, где подтвердил, что Трибунал принял свое решение вопреки возражениям Никитченко[901].

Ил. 34. Герман Геринг на свидетельской трибуне. Март 1946 года. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Джеральдом (Джердом) Швабом

Днем в среду 13 марта сам Геринг вальяжно взошел на свидетельскую трибуну в своих высоких сапогах и галифе, с пачкой бумаг под мышкой. Корреспонденты очень ждали, что выступление Геринга будет «хорошей историей», – и сразу стало ясно, что он намерен под предлогом дачи показаний напомнить о днях своей славы. Весь остаток дня Геринг давал исчерпывающие ответы на наводящие вопросы Штамера. Он с откровенным удовольствием вспоминал, как в первый раз услышал речь Гитлера, и с гордостью рассказывал, как помог Гитлеру прийти к власти. Он охотно рассказывал об организации гестапо и о том, как оно проводило массовые аресты немецких коммунистов, называя это лишь «вопросом устранения опасности»[902].

Трибунал, похоже, растерялся, не зная, как разговаривать с Герингом. Один американский журналист отметил, что судьи не перебили его, даже когда Геринг заявил «с вежливой наглостью и многозначительным взглядом» в сторону советских судей, «что идею концлагерей он украл у иностранцев»[903]. Британский судья-заместитель Биркетт был раздражен попустительством своих коллег. Он записал в дневнике, что если всем подсудимым позволят так вольно разговаривать, то Нюрнбергский процесс «останется в истории провалом»[904]. Именно этого, разумеется, Геринг и хотел.

На другой день Геринг продолжил свои провокационные речи. Он безо всяких извинений рассказал о внешней политике нацистов, доказывая, что Россия, Франция, Великобритания и их союзники «принудили» Германию действовать. Он утверждал, что Советский Союз начал производить вооружения в пугающих количествах и Германии пришлось перевооружаться ради «безопасности Рейха». Аналогичным образом – как превентивную меру – он описал немецкую оккупацию Чехословакии и Норвегии[905]. Тем вечером Додд написал близким, что Геринг «не стыдится и не унижается», и отметил, что в Нюрнберге сохраняется «определенное напряжение», имея в виду осадок от речи Черчилля. 12 марта в «Старс энд страйпс» появилась статья под заголовком «Москва называет Черчилля поджигателем войны». Она породила очередную волну слухов во Дворце юстиции. Статья ссылалась на недавно опубликованное в «Правде» интервью Сталина, в котором он проводил параллели между политикой Черчилля и Гитлера, утверждая, что Черчилль, подобно Гитлеру, верит в превосходство своей расы и лелеет империалистические амбиции. В этом интервью Сталин обещал: если Черчилль и его друзья в Англии и Америке возымеют наглость развязать войну против Советского Союза, они будут разгромлены. Полторак впоследствии рассказывал, как эта словесная война подбадривала подсудимых: они ловили каждую новость, и им воображался конфликт между СССР и Западом, «как голодной курице снится просо»[906].

* * *

Андрей Вышинский, следя из Москвы за процессом, энергично взялся за дело после того, как Трибунал разрешил дачу показаний о Катыни. Геринг раздражал всех обвинителей, но Катынь была чисто советской проблемой. 15 марта Вышинский приказал Руденко вручить судьям письмо (которое приложил к своему), где настаивал на советской интерпретации статьи 21 и утверждал, что разрешение немецким свидетелям давать показания о Катыни серьезно нарушает Устав Трибунала. Руденко должен был искать поддержки у других обвинителей, доказывая, что Трибуналу немыслимо позволять «непосредственным исполнителям» катынского массового убийства играть роль свидетелей этого преступления. Он предупреждал, что решение Трибунала создаст прецедент для последующего хода процесса. Если судьи окончательно откажутся пересмотреть свое решение, Руденко должен будет потребовать вызова советских свидетелей и судмедэкспертов по Катыни[907]. 18 марта Руденко показал это письмо Джексону, Максуэлл-Файфу и де Рибу[908].

Пока советские представители строили стратегические планы в связи с Катынью, Геринг продолжал со свидетельской трибуны развивать сюжет о превентивной войне – утверждая, что после встречи с Молотовым в 1940 году Гитлер пришел к убеждению, будто Россия готовится напасть на Германию. Геринг не упустил возможности подкопаться под СССР. Да, Германия использовала русских военнопленных в операциях сил противовоздушной обороны. Он утверждал, что это были «добровольцы», решившие воевать против Советского Союза. Да, русское сельское хозяйство было разорено. По его утверждению – потому что отступавшие части Красной армии уничтожали урожай и семена. Затем он объявил, что немецкая оккупация Советского Союза была гораздо менее разрушительна, чем последующая советская оккупация Германии[909]. Все обвинители сидели онемев, пока он гремел. Судьи со своей стороны, похоже, намеревались дать ему высказаться, чтобы пресечь возможные заявления защитников о суде победителей.

Шоу Геринга продолжилось после выходных. 16 и 18 марта четырнадцать адвокатов защиты провели его перекрестный допрос. Многие из них подняли вопрос о самостоятельности. Могли ли их клиенты склонить Гитлера к перемене его политики? Могли ли уйти в отставку в знак протеста? Геринг ответил на все эти вопросы отрицательно. В ответ на вопрос риббентроповского адвоката Хорна Геринг заявил, что Риббентроп «не имел влияния» на Гитлера. Другие защитники задавали Герингу вопросы, нацеленные на то, чтобы глубже вбить клин между СССР и западными державами. Адвокат Редера Вальтер Зимерс запросил у Геринга показаний о планах французов и англичан бомбить в 1940 году нефтяные месторождения Кавказа, чтобы нарушить снабжение Германии топливом[910]. Это была давно известная информация, но она стала казаться важнее после спора между Черчиллем и Сталиным.

Ил. 35. Комната прессы во Дворце юстиции, где корреспондентам давали брифинги. 1945–1946 годы. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Фотограф: Чарльз Александр. Предоставлено Библиотекой Гарри С. Трумэна

18 марта Джексон начал свой перекрестный допрос Геринга. Публика ожидала, что Джексон поставит Геринга на место. Она быстро разочаровалась. Джексон заговорил с Герингом «в резком тоне полицейского суда», по словам