Девушка села. Желудок сжимался, а во рту появился неприятный привкус. Голова болела, как всегда, когда она плакала.

Элеонора брызнула холодной водой себе в лицо. Её платье валялось на полу, покрытое коркой грязи, всё ещё влажное. Лежало ли оно там так вчера, когда девушка вернулась из Гранборо? Она никак не могла вспомнить. Проверив сумочку, Элеонора не досчиталась четырёх шиллингов. Не могла же она быть так глупа, чтобы взять экипаж обратно до Пекхэма? Разве она ехала не в поезде? Бренди забурлил в гортани, и Элеонору стошнило в умывальник. Она поклялась себе, что больше никогда не притронется к алкоголю.

Девушка подняла взгляд, встретившись глазами со своим бледным отражением. Больше бренди ей не понадобится. Больше она никогда не станет загадывать таких желаний. Теперь ничто не стояло у неё на пути. Эта мысль осела в сознании, словно камни, от которых отяжелели карманы, и её снова вырвало.

Накинув на плечи шаль, она спустилась. Бесси была на кухне и что-то напевала мимо нот, роясь в шкафах. При виде Элеоноры служанка ухмыльнулась:

– Славная была ночка, да?

– Прошу прощения?

Бесси бросила пару луковиц на кухонный стол и начала их чистить, стряхивая кожуру и комья грязи на пол.

– Ты о чём, Бесси? – спросила Элеонора.

– Я слыхала, как вы вошли. В таком часу все порядочные люди уже спят. Не удивлена, что вы не помните. Вы поднимались по лестнице, шатаясь, словно моряк.

Лицо девушки вспыхнуло:

– Не понимаю, о чём ты.

Бесси многозначительно улыбнулась и вернулась к луку. Нож в её руке блеснул. Служанка не могла знать о мистере Пембруке, иначе бы так не улыбалась.

– После того как я ушла, были… были ли какие-то посетители? Или, может быть, письма?

– Почему вы спрашиваете об этом, мисс?

– Я… я не…

Бесси отложила нож и ухмыльнулась:

– Думаете, я не знаю, что вы уже не раз уходили, чтобы повидаться со своим парнем? И для чего сбегали так поздно в прошлый раз? Спорим, именно потому вы спрашивали о посетителях? Боитесь пропустить следующего клиента?

– Да как ты смеешь! Убирайся из моего дома. Не желаю тебя здесь больше видеть!

Бесси рассмеялась:

– Вы не можете меня уволить, мисс. Платите мне не вы.

Прошло два дня с тех пор, как Элеонора загадала желание. Дождь стучал в окна. Ветер ревел в трубах так, что огни пламени трепетали. Щёлканье упряжи и стук колёс не были слышны в завываниях бури. Учитывая весь шум снаружи, каждый скрип половицы мог возвестить о непрошеном госте у дверей. А когда она раскладывала шпильки на комоде, звук напоминал повороты ключа в замке. С каждым звуком она с колотящимся сердцем спешила к ближайшему окну, но снаружи никого не было.

Элеонора знала, что мистер Пембрук мёртв. Чувствовала это. Но пока она не получила новости, девушка вздрагивала от каждой тени.

По улице, сгибаясь под порывами ветра, шаркал фонарщик. Шест дрожал в его руках, и газовые фонари трепыхались, словно бабочки, когда он проходил мимо.

Элеонора попыталась испытать сожаление от своего желания, но ничего не почувствовала. Она поступила правильно. Мистер Пембрук был последним препятствием на пути к её счастью, и теперь его устранили. Ифе будет в безопасности. Элеонора и Чарльз поженятся, а её деньги будут принадлежать только ей. Всё, о чём придётся беспокоиться, – это последнее желание. Черноглазая будет выжидать всю оставшуюся жизнь Элеоноры.

Черноглазая видела всё, что делала девушка. Элеоноре было некуда деться. В церкви, в доме миссис Клири, с Чарльзом… Боже, она видела, как Элеонора была с Чарльзом. И если Элеонора никогда не загадает желания, у всех, даже самых сокровенных, мгновений её жизни будет зритель. Это был тот самый тайный ящичек, где она спрятала свои сбережения, и воспоминания о рыжеволосом гвардейце, подмигнувшем ей, когда ей было четырнадцать, и свою единственную попытку писать стихи. О, она бы бережно прижала эти секреты к груди, если бы знала, что никогда впредь не сможет уединиться.

Элеонора вглядывалась в края своего отражения, ища движения теней.

Черноглазая видела не только тайны – она видела, что ребёнок, который мог бы родиться у Элеоноры, был мальчиком. Она видела что-то из жизней миссис Пембрук и матери Элеоноры, хотя те умерли много лет назад. Девушка невольно задумалась, как черноглазая вообще воспринимает время. Может, прошлое и будущее эхом отзывались в настоящем? Или когда незнакомка не появлялась здесь, в реальности, то витала в каком-то месте, где время, форма и расстояние вообще не имели значения?

Завывал ветер. Элеонора неотрывно смотрела в отражённую темноту и ничего не видела. Но она была не так глупа, чтобы полагать, словно там, во тьме, ничего не было.

Раздался стук в дверь.

Вскочив, Элеонора бросилась к окну. Снаружи было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то – фонари погасли на ветру. Стоя близко к стеклу, девушка чувствовала холод ветра, каждую струйку дождя, и было что-то ещё – странное, магнетическое ощущение, от которого волосы на руках встали дыбом. Она набросила шаль, подхватила свечу и направилась к лестнице. Огонёк трепетал на сквозняке, отбрасывая на стены уродливые тени.

Стук повторился.

Бесси выкатилась из своей спальни.

– Ради бога, – проворчала она. – Надеюсь, это не один из ваших чёртовых посетителей.

Элеонора проигнорировала служанку и спустилась. Кто бы ни стоял по ту сторону двери – сюда его привело желание. Девушка знала, что ей принесли вести о смерти мистера Пембрука. Уверенность её была столь же холодна и окончательна, как сама смерть. Но ей необходимо было услышать слова. Под кожей пульсировало странное томление. Когда она услышит слова, будущее развернётся перед ней сияющей тропой, на которой не будет препятствий.

Бесси поспешила за девушкой:

– Уходите! Не дурачьтесь в такую ночь!

Что-то было не так. Инстинкты обрисовывали все цвета в темноте и заостряли каждую неровность пола под ногами. Холодный воздух обдувал лодыжки. По ту сторону двери кто-то стучал дверной ручкой.

– Мисс! – прошипела Бесси. – Простите, я просто дурачилась. Конечно же, у вас не было посетителей. Ради бога, не впускайте чужих! Нас никто даже не услышит в такую погоду!

Элеонора заколебалась. Всегда что-то стояло на пути. Она послушалась черноглазую, сказала, чего желала, но знала, что полноценную награду не получит. Что острое и неприятное могло свернуться вокруг её желания, словно змея? Отставив прочь свечу, девушка схватила зонт.

Удерживая его, словно дубину, Элеонора распахнула дверь.

На пороге стоял Чарльз. Он вымок насквозь. Губы у него были бледны, щёки впали, а под глазами залегли тени. Мужчина потянулся к ней дрожащими пальцами. Судя по выражению его лица, он ожидал, что рука пройдёт сквозь неё.