– Он пишет на идиш?

– Он может писать и на идиш тоже. Но те книги больших раввинов, которые он издает, – они наполовину на идиш, наполовину на иврите. Когда есть цитата из Талмуда, она дается на иврите. А вот когда раввин произносит речь, его слова записаны на идиш.

– У него есть какая-то должность? Как официально называется то, чем он занят?

– Давайте скажем так, у него большая должность, но это неофициально. Он всегда находился в этой среде больших раввинов. А что такое раввин? К нему все люди приходят только с проблемами. У этого жена больная, у этого ребенок не в порядке. Они все время такие жизненные проблемы должны решать. Где жить, где купить квартиру, на ком жениться, где работать. Давид сказал, что если поработать один день раввином или побыть рядом с ними, послушать все эти человеческие проблемы, то потом надо на два года ехать в санаторий, чтобы отдохнуть. Но он с малых лет любил это. Ему было интересно. У него всегда были взрослые друзья, не было маленьких товарищей. Такой взрослый подход к жизни.

И поэтому у него большие знания по жизни. Вы спрашивали, какая должность – к нему приходят советоваться. Перед тем, как идти к большому раввину, должны пойти к нему.

– Кто такой большой раввин?

– Большой раввин называется ребе. Ребе у хасидов – это их лидер, это их цадИк, это их связь с Богом… цадИк – мудрец. Потому что он святой. Я не знала, что такое святой. Но я видела, у них такие огромные-огромные силы духовные, что мы не можем себе этого представить, это не обычные люди, абсолютно нет. Я видела, я была на их праздниках. Один раввин три-четыре часа читал молитвы. Ну, какой человек может… И он немолодой человек, очень больной, у него разные болезни, но он имеет такие силы, что когда он должен нести эту духовную службу, – у него ничего не болит. Для меня это святой человек.

– ЦадИков несколько? Или он один на весь Израиль?

– У каждого направления хасидов есть свой ребе. Например, в Москве, если взять Любавичер, да, этот ребе уже умер, двадцать лет тому назад, но это их ребе. Если они хасиды этого Любавичера, Хабад, они не пойдут больше никуда, ни к кому другому. Они будут приезжать к этому ребе на все еврейские праздники, их много тогда собирается, и они как семья, они как родственники. И если у них есть серьезные вопросы, они тоже поедут к ребе.

– Это территориальное разделение?

– Нет. Хасиды, такие, как мой сын, живут и в Америке, и в Канаде, и в Европе тоже, в Бельгии, например, живут. В Польше осталось очень много гробов, там была самая большая концентрация хасидов. Из разных городов. Вот они туда поедут.

Такое чувство принадлежности: они принадлежат этому ребе, и он принадлежит им. Связь удивительно крепкая, я такого никогда не видела. Это трудно понять, но если вы увидите, вы почувствуете это. Вы почувствуете, что люди, не товарищи, не друзья, не родственники, могут быть духовно так связаны с другим человеком, что это для них высшая сила.

В моем понятии это люди, которые все претерпели, все, абсолютно. И поэтому у них такое глубокое понимание. И глубокое сочувствие. Они очень человечные. Таких людей сейчас нет. Мы все функционируем автоматически, как аппараты. Нами руководят, нам говорят, что такое хорошо, что такое плохо. Мы, пожалуй, и не люди уже.

Глава 19. Смелая правда

– Сегодня День независимости Израиля. Кроме того, что это день рождения моего сына Давида.

– Я вас поздравляю! Расскажите мне, что сегодня будет, что вы будете делать вечером?

– Все еврейские праздники начинаются с вечера и переходят на следующий день. Сегодня четверг. Позавчера у нас был День Памяти, мы вспоминали обо всех солдатах и жертвах, которые погибли за Израиль. В восемь часов вечера включается сирена, и все замирает. Минута памяти, минута молчания. За эти все годы двадцать четыре тысячи солдат погибло или на фронте, или от рук террористов. И целый день идут передачи по радио: воспоминания родителей, братьев, сестер, жен. Понимаете, мы им отдаем долг памяти за то, что мы живем, а они, к сожалению, умерли.

И я тоже зажгла три свечки в память о товарищах Михаила. Они погибли молодыми, девятнадцати-двадцати лет, не больше. Но они были очень храбрые. Говорят, что человек в возрасте не имеет такой храбрости, какая есть у молодых. Я даже, честно сказать, не знала, через что он прошел в Ливане. Он написал воспоминания солдата.

Это было позавчера, со вторника на среду. А вчера в восемь часов вечера была сирена, сигнализирующая о том, что траур кончился и начинается Праздник Независимости.

Это вообще самое большое чудо из тех, что могло сотвориться, потому что такой маленький Израиль – и столько шуму. Да и не только шуму. Все об этом знают. У нас даже нет стран-соседей, куда мы можем поехать как туристы. Никуда. Кругом – арабы, и мы с ними не дружим. Но у этой нации есть такая особенность: они из каждой плохой ситуации выходят большими победителями, получаются разные инновации для всего света, не только для нас. Они происходят из наших трудностей. Если бы у нас была такая нефть, как есть у вас, если бы у нас были такие пространства, мы бы ничего не сотворяли, а тут надо прожить, пережить. У нас всегда проблемы, разные, от А до Я, по алфавиту, все проблемы, какие только могут быть, у нас есть – политические, экономические, проблемы здравоохранения.

Мой сын Михаил сегодня позвонил и сказал, что он мне очень благодарен и очень мной гордится из-за того, что я выехала из Польши и поехала в Израиль. Одна. Это не из-за геройства, конечно, я поехала просто по интуиции, когда был такой антисемитизм в Польше. Двадцать три года прошло после войны: 1968 год, война кончилась в 1945-м. Я, конечно, не знала, не имела понятия, что такое Израиль, но я знала, что если я куда-то поеду, то только в Израиль.

И Михаил мне говорит: знаешь, то, что мы сегодня здесь, и что моя дочка – офицер, это все благодаря тебе. Такое приятно слушать. Значит, некоторые мои решения были правильными. Как знать, что правильное, а что нет? Правильное – если после