Гильфердинга, проблему национальной валюты и упущенное время для ее решения. По словам Мюллера, проект закона о наделении правительства чрезвычайными полномочиями неминуемо должен был вызвать возбуждение в обществе: во-первых, из-за вопроса продолжительности рабочего времени, который тогда был совершенно не ко времени, во-вторых, по причине объявленных Браунсом новых правил социального обеспечения безработных. В-третьих, намерение увеличить объемы производства продукции горной промышленности, как указывал Мюллер, должно было встретить возражения, поскольку терриконы и так были переполнены бурым углем.

Но настоящей сенсацией переговоров лидеров политических партий утром 2 октября стали не сомнения, высказанные Германом Мюллером, но выступление председателя парламентской фракции ДФП Эрнста Шольца. Он настаивал на радикальном отказе от 8-часового рабочего дня и потребовал, полностью в соответствии с линией немецких националистов, «разрыва с Францией», а также включения ДНФП в Большую коалицию. Требования Шольца отображали действительные настроения в Немецкой народной партии. Между 28 сентября и 1 октября Гуго Штиннесу и его ближайшим единомышленникам, в том числе первому синдику торговой палаты Эссена Рейнольду Кватцу и генеральному директору входившего в состав концерна Штиннеса Немецко-люксембургского горнопромышленного и металлургического акционерного общества Альберту Фёглеру, удалось убедить парламентскую фракцию ДФП поддержать политику, нацеленную на крушение правительства Большой коалиции. При этом внешне все должно было выглядеть так, как будто бы вина за развал кабинета Штреземана лежала на социал-демократах.

Но намерения архитекторов развала Большой коалиции простирались гораздо дальше, чем просто отстранение социал-демократов от власти. Конец Большой коалиции должен был стать еще одним этапом на пути к «национальной диктатуре» и обеспечить определенную парламентскую поддержку будущей директории в ее совместных действиях с немецкими националистами. Возврат к парламентской демократии после преодоления кризиса не предусматривался. Таким образом, действия группы под руководством Штиннеса были не чем иным, как заговором против конституционного порядка Веймарской республики. Штреземан, который будучи канцлером лишь изредка мог принимать участие в заседаниях своей фракции, сознательно не был посвящен правыми в их интриги: если бы это зависело от них, то конец Большой коалиции стал бы также концом его канцлерства.

Из первых результатов консультаций руководителей фракций 2 октября Штреземан извлек напрашивающиеся сами собой выводы и отказался от выступления перед рейхстагом с правительственной декларацией, которое было запланировано на тот же день. В ходе второго тура переговоров, состоявшихся ранним вечером, Шольц уже больше не требовал совершенно неприемлемого для социал-демократов вхождения ДНФП в правительство. Но во всем остальном прения закончились ничем, и казалось, что падение кабинета Штреземана стало вопросом нескольких часов. На созванном вслед за этим заседании правительства министры социал-демократы еще раз прыгнули выше своей головы, согласившись на предложение по урегулированию вопроса продолжительности рабочего дня, которое больше всего отвечало представлениям Браунса о «максимальном санитарном рабочем дне». Согласно ему, после принятия закона о наделении правительства чрезвычайными полномочиями, в горной промышленности должны были быть введены восьмичасовые рабочие смены под землей, включая время погружения и подъема из шахты, а в остальных отраслях народного хозяйства, связанных с эксплуатацией природных ресурсов, рабочий день повсеместно подлежал увеличению в степени, «не наносящей вреда здоровью». Что касается вопроса Баварии, то здесь достичь сближения точек зрения не удалось. Буржуазные партии стремились избежать конфронтации с Мюнхеном, в то время как социал-демократы, следуя заявлению, сделанному Германом Мюллером в ходе предшествующих партийных консультаций, намеревались внести требование об отмене «баварского» чрезвычайного положения от 26 сентября. В сложившейся ситуации, с точки зрения Штреземана, оставался лишь один выход: «Кабинет должен иметь мужество и при необходимости выйти из-под влияния фракций».

Однако обособление правительства за счет наделения его чрезвычайными полномочиями, как его представлял себе канцлер, было достижимо только в том случае, если бы с ним согласились все партнеры по коалиции. В первой половине следующего дня, 3 октября, выяснилось, что добиться такого соглашения не удастся. Социал-демократическая партия отказалась дать зеленый свет решению проблемы продолжительности рабочего дня и прочих социально-политических вопросов путем принятия закона о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий (т. е. посредством декретирования) и настаивала на принятии соответствующих законов рейхстагом. При этом она, очевидно, рассчитывала на то, что в результате внесения поправок ей удастся добиться серьезного изменения правительственных законопроектов. Перед лицом организованного сопротивления буржуазных партий, вызванного этим решением, конец Большой коалиции казался теперь неизбежным. Но министр почт Хёфле от Партии Центра тем не менее видел вероятность достижения еще одного компромисса: существует возможность, заявил он на вечернем заседании кабинета, распространить действие закона о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий на социальную политику в целом, при этом исключив из него вопрос о продолжительности рабочего времени, решение которого должно было стать прерогативой особого закона. Министры — социал-демократы тотчас же заявили о своей готовности поддержать это предложение, к которому тем временем присоединилась ДДП, в своей фракции. В конце концов Штреземан также выразил желание, несмотря на свое большое сомнение в успехе, выступить во фракции ДФП в поддержку предложенного решения.

Но министры социал-демократы снова не учли в расчетах свою фракцию: вечером 3 октября 61 голосом против 54 она отказалась поддержать закон о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий в усеченной форме. Ответственность за это поражение министров — социал-демократов не в последнюю очередь несла организация, которая с весны 1923 г. также оказывала давление на Большую коалицию: во время заседания фракции было зачитано решение федерального правления АДГБ, в котором союз высказывался против уступок по вопросу продолжительности рабочего дня. В том же духе выступали Герман Мюллер и президент рейхстага Пауль Лёбе. Те компромиссные аргументы, которые в первую очередь высказывал министр внутренних дел Пруссии и депутат рейхстага от избирательного округа Мюнстера Карл Северинг, уже потому не получили поддержки, что еще до начала заседания фракции стало известно о повторном отклонении ДФП предложения принять особый закон о продолжительности рабочего времени.

На ночном заседании кабинета Штреземану оставалось только констатировать поражение Большой коалиции и вслед за этим предложить рейхспрезиденту принять отставку своего правительства. Главная вина за такое развитие событий лежала на его собственной партии, спровоцировавшей поддавлением правого крыла конфликте социал-демократией и не поддержавшей сплоченными рядами своего председателя. Но и СДПГ несла ответственность за такое разрешение правительственного кризиса. Защита восьмичасового рабочего дня, одного из важнейших завоеваний ноября 1918 г., казалась само собой разумеющейся для рабочей партии, а работодатели, в свою очередь, не оставили никаких сомнений в том, что они расценивают вопрос об увеличении рабочего дня в первую очередь как вопрос о власти. Но были также убедительные экономические причины, свидетельствовавшие в пользу временного ослабления действующей регламентации рабочего времени. Ни одна из развитых индустриальных стран не ратифицировала к этому моменту конвенцию Международной конференции по охране труда, принятую