Николай подарил хозяину самую очаровательную улыбку, думая, как бы повел себя судья, если бы знал, кому собирается помочь. Но, на его счастье, Бобянский этого не ведал.

Утром, наскоро позавтракав, они подъехали к таможенному дому возле шлагбаума, и судья сказал несколько слов дежурному чиновнику.

Тот кивнул, сделал знак часовому, который тут же поднял шлагбаум, не забыв поклониться Савину.

– Дорогой друг! – Бобянский махал ему платком. – Обещайте вскоре снова навестить меня в моем захолустье. Мы с женой устроим вам царский обед.

– Об этом вы могли и не просить меня. – Николай пожал плечами. – Я навещу вас сразу по возвращении. К кому прикажете идти, как не к вам?

Довольный судья потер руки:

– Вы еще не пробовали мою прекрасную сливянку. Впрочем, – он смахнул слезу с пухлой щеки, – идите, идите, не задерживайтесь.

И Савин твердо зашагал вперед. Он шел не оглядываясь до тех пор, пока таможенный дом не скрылся за деревьями, и только тогда опустился на кочку передохнуть.

Сердце щемило. С одной стороны, он оказался на свободе, но с другой…

Корнет подумал о том, что покидает свою родину, и скорее всего покидает навсегда.

Вернется ли он еще когда-нибудь в Россию, в свое родное имение, или ему предстоит умереть на чужбине? Суждено ли ему увидеть своих братьев, племянников? Омоют ли его после смерти родные руки?

Николай приложил ладонь к сильно бившемуся сердцу, и вдруг из его широкой груди вырвалось что-то похожее на рыдание. Глаза увлажнились, и он, упав на мокрую черную землю, не боясь испачкать костюм, глухо зарыдал. А потом, тяжело поднявшись, продолжил нелегкий путь до Кракова.

Глава 50

Пригорск, наши дни

На следующее утро бодрый и выспавшийся следователь пришел на работу пораньше. Впрочем, Акулова уже была в своем кабинете.

Когда он заглянул, она красила губы и недовольно пробурчала:

– Ну и должность у меня. Привести себя в порядок не дают.

– Аня, я по делу. – Сергей сел, не спрашивая разрешения. – Ты уже в курсе, что Заломова у нас. Сейчас хочу вызвать ее на допрос. Будешь присутствовать?

Анна Петровна покачала головой:

– Нет, Сергей. Что-то меня знобит сегодня, может быть, температура. Если хуже себя почувствую, уйду домой раньше. А ты работай. Если понадобится моя помощь, обращайся. Но, думаю, ты способен раскрутить ее и без помощников.

– Понял. – Следователь поднялся. – А ты иди домой сейчас, если тебе плохо. Отдел без тебя не развалится.

Она едва улыбнулась:

– Правда? А я думала – наоборот.

– Я загляну к тебе позже, – пообещал он и направился в комнату для допросов, куда должны были привести Заломову.

Девушка, переступив порог, едва кивнула и села с равнодушным лицом, принявшись разглядывать свои наманикюренные расписные ногти, будто увидев их впервые.

– Я еще раз представлюсь вам, – начал майор. – Я следователь Сергей Владимирович Горбатов. Кто вы, мне прекрасно известно. Если вы и дальше планируете ломать комедию, называясь Аллой, для вас все может кончиться куда более плачевно.

Она чуть приподняла тонкую бровь:

– Я не услышала серьезных доказательств того, что я не Алла.

Сергей вздохнул:

– Хорошо. Вы прекрасно подготовились к своей так называемой смерти и наводнили квартиру вещами Аллы. Но в спешке вы забыли, что когда-то брали у своей лучшей подруги Киры, которую потом пытались убить, расческу, и на ней остались ваши волосы. Ваши, Марина. Упираться нет смысла. Допустим, вы вызовете адвоката, который сочтет это пустяком. Тогда мы эксгумируем трупы вашей тетки и матери и все равно докажем, кто вы. На это будет потрачено время, но в конце концов все придут к такому же выводу. Вам не отвертеться, поверьте.

Она вдруг улыбнулась:

– Ладно, ваша взяла. Я Марина. Только я никого не убивала. Это все Петренко. Он считал, что в нашем деле не должно быть свидетелей. К Кире и Дробышевой он ходил по собственной воле, ничего не согласовывая со мной.

– Допустим, – согласился Горбатов. – Но вы не могли не знать про убийство Аллы, которая должна была лечь в гроб вместо вас.

Девушка поджала губы, полные, сочные:

– Вы имеете в виду убийства людей, а Алла не человек. Разве можно считать человеком конченую алкоголичку? Она все равно умерла бы, годом раньше, годом позже.

Майор пожал плечами:

– Возможно. Только я всегда думал, что не нам решать, кому жить, а кому умирать.

Марина щелкнула пальцами:

– Это как в романе «Преступление и наказание». Я помню, мы проходили в школе. Кстати, я всегда была за Раскольникова. Великое дело требует человеческих жертв. Я тоже хотела помочь одному мальчику, очень талантливому. У него рак, но никому до этого нет дела. Поверьте, ему не станут собирать на операцию эсэмэсками. Я была его последней надеждой, а теперь он умрет.

Следователь наклонил голову и нарисовал крестик на листке бумаги.

– Вы считаете никчемными и достойными умереть за великое дело Дробышеву, Фролова и Киру? Двух нам удалось спасти, но они тоже вошли в список жертв.

– Я сказала, что про них ничего не знала, – процедила Марина и опустила голову.

– А как насчет Петренко? – поинтересовался Сергей, подняв на нее глаза. – Его вы убили сами.

Заломова усмехнулась, но побледнела:

– Я защищала свою жизнь. Любой суд меня оправдает за это убийство. Он набросился на меня, пришлось отбиваться.

– Экспертиза показала, что все было не так, – покачал головой Горбатов. –