– Да, сэр, – вяло усмехнулся Палатазин. – Многие из нас были очень заняты.

– Я уже переговорил с лейтенантом Рисом и детективом Фаррисом. Должен сказать, вы чертовски хорошо поработали. А теперь расскажи мне об этом типе, Бенефилде.

– Значит, так: я убежден, что он и есть Таракан, хотя для его ареста у нас не хватает доказательств. И я не думаю, что мы добьемся от него признания.

– Но вы задержите его по обвинению в нападении?

– В нападении, неосторожной езде, сопротивлении полиции – все, что сумеем ему предъявить.

Гарнетт кивнул:

– Хорошо. Но ты считаешь, что еще рано рассказывать об этом газетчикам?

– Считаю, что да.

– Значит, по твоим оптимистичным оценкам, человек, которого вы задержали, убил тех четырех девушек и написал письма, подписанные именем Таракан?

– Да, сэр. Возможно, больше чем четырех. В последние две недели он изменил образ действий и стал использовать пропитанную химикатами материю, чтобы жертва потеряла сознание. Мы еще выясняем у него подробности.

– Понятно. – Гарнетт помолчал, сложив руки на столе, а потом опять посмотрел на Палатазина, жестко и прямо. – Ты много и упорно работал, чтобы разобраться в этой истории, Энди. И я признателен тебе больше, чем любой другой человек в управлении.

– Спасибо, но, боюсь, нам нужно пройти еще долгий путь, прежде чем дело можно будет считать закрытым.

– Не важно. Ты хороший коп, Энди. Ты всегда был хорошим копом, и управлению очень повезло, когда ты попал к нам.

Он чуть улыбнулся, и взгляд его потеплел от воспоминаний.

– Помнишь те давние деньки? Когда ты был детективом первого класса, а я еще только пытался стать сержантом. Мы с тобой были тогда грязными недоносками. Разгуливали по улицам с важным видом, сверкали своими жетонами по любому поводу и поднимали много шума из-за любого пустяка. Мы сами лезли на рожон и наломали немало дров. Золотые были денечки! Помнишь, как мы с тобой загнали в угол того снайпера на четвертом этаже отеля «Александрия»? Больше пятидесяти копов в холле наклали себе в тапочки, боясь даже вздохнуть, потому что у этого усёрыша был при себе слонобой. А ты просто подошел к двери и постучал. У меня едва челюсть не выпала, когда этот парень открыл дверь и вышел с поднятыми руками! Черт, ты это помнишь?

– Помню, – тихо сказал Палатазин.

– Для такого нужно крепкое нутро. А помнишь, как мы искали Чайнатаунского маньяка? Засели на крыше с биноклями, и тут в одном из окон девушка начала исполнять стриптиз. Таких булок, как у этой чокнутой телки, я больше никогда не видел. Она могла бы заниматься этим в кино. Тогда было лучше, чем сейчас. У нас не было компьютеров, социологов и медиумов, рвущихся выполнить за нас нашу работу. Мы выходили на улицы и изнашивали ноги по самые задницы, но зато нам не нужно было думать о целой горе папок и документов. Вот тебе и прогресс! Похоже, мы с тобой слегка поседели и погрузнели за эти годы. И давление на нас теперь куда сильнее. Слишком много нестыкующихся факторов нужно учитывать. Не то что раньше, когда у нас все было схвачено. За этим следят психиатры и АСЗГС[57]. Иногда хочется бросить всю эту суету и махнуть с женой в Мехико-Сити или еще куда-нибудь вроде этого. Ты сам никогда такого не чувствовал?

– Конечно чувствовал, – ответил Палатазин. – Как и любой из нас.

– Угу. – Гарнетт кивнул, сложил вместе кончики пальцев и какое-то время молча разглядывал его. – Так, отлично. Я хочу предоставить тебе небольшой отпуск, Энди. Оплачиваемый, на две недели. Что ты об этом думаешь?

– Э-э… отпуск. Что ж, это здорово, но сначала мне нужно закончить дело.

– Нет, не нужно ничего заканчивать, – строго проговорил Гарнетт.

– Как это?

Гарнетт прочистил горло:

– Лейтенант Рис подменит тебя на эти две недели, Энди. Я хочу, чтобы ты уехал.

– Я… боюсь, что я вас не понял.

– Ты устал, Энди. Переутомился и вымотался. Ты заслужил небольшой перерыв. Но я ведь тебя знаю: если дать тебе волю, ты не вылезешь из-за рабочего стола до второго пришествия. Так что не упускай своего шанса. Смотаешься вместе с Джо на пару недель в какое-нибудь приятное местечко…

– Что это значит? – потребовал ответа Палатазин. – Что ты пытаешься мне сказать?

Его щеки запылали. Он прекрасно понимал, в чем дело, но хотел услышать это от Гарнетта.

– Я… управление дает тебе немного времени для отдыха…

– Черт побери! – взорвался Палатазин, вскакивая на ноги. Голос его дрожал от возмущения и гнева, в висках бешено стучал пульс. – Управление собирается турнуть меня с работы, правильно?

– Нет, видит бог! Всего на две недели, Энди! Не навсегда!

– Что случилось? С кем ты говорил обо мне? Кто на этот раз сказал, что я двинулся рассудком?

И тут до него дошло: вероятно, все дело в том срыве в доме на Дос-Терросе. Но кто рассказал об этом Гарнетту? Сержант Тил? Один из патрульных с места преступления? Конечно же, это не мог быть Салли Рис!

– Ты считаешь, что я свихнулся, Пол?

– Я считаю… ты заслужил отдых. Давно уже пора. Просто иди домой, и пусть твои люди закончат это дело.

– НЕТ! – выкрикнул Палатазин. – Я НЕ УЙДУ! Мне нужно кое-что вытянуть из этого подозреваемого! Я не могу… не могу все бросить именно сейчас!

– Придется. – Гарнетт с усилием отвел взгляд и уставился на свои руки. – Доложишь о возвращении через две недели.

– Я не…

– Тебе все понятно? – очень тихо спросил Гарнетт и поднял глаза.

Палатазин начал было протестовать, хотя и понимал, что это бесполезно. С едва теплящейся надеждой во взгляде он оперся ладонями о стол и наклонился вперед.

– Я не свихнулся, – прохрипел он. – Не свихнулся, что́ бы ты про меня ни слышал. У всего, что я делал и говорил, есть веские причины; и Богом клянусь, если ты не прислушаешься ко мне, здесь… в этом городе случится великое зло. Такое зло, что тебе не привидится в самых диких кошмарах!

– Иди домой, Энди, – строго повторил Гарнетт.

Палатазин выпрямился и дрожащей рукой вытер пот с лица.

– Домой? – прошептал он. – Домой? Я не могу… мне… еще так много нужно сделать.

Его широко раскрытые глаза налились кровью, и он догадывался, что и в самом деле выглядит сейчас безумцем.

– Мне… оставить у вас свой жетон и оружие? – спросил он мгновением позже.

– Не думаю, что в этом есть необходимость. Это отпуск, а не отстранение от работы. Не