Фабиан положил в кастрюлю кусок замороженного фарша, который сразу же начал подтаивать в горячем оливковом масле. Он думал, что Соня приготовит ужин к его приходу. Однако его ждала только кухня с остатками хлеба, открытыми банками с джемом и сыр с капельками влаги. Грязные тарелки, растаявший наполовину сыр фета в баночке и стаканы с остатками сока, а также скорлупа от яиц и использованные чайные пакетики — это все предстояло убирать именно ему.

Соню он нашел спящей в спальне, как будто она и не просыпалась с тех пор, как он ушел сегодня рано утром. Он осторожно разбудил ее и спросил, как дела. Но она только отмахнулась от него и попросила оставить ее в покое. И теперь, после того, как двадцать минут занимался уборкой кухни, он стоял и соскребал слой за слоем с замороженного куска фарша в попытке приготовить что-нибудь съедобное.

Несмотря на то, что он плотно занимался расследованием, Фабиан решил приезжать домой к ужину, чтобы семья собиралась полным составом хотя бы один раз в день. А в этот вечер он сделал это без малейших усилий, потому что следы, которые они находили, упорно приводили их в один тупик за другим.

Он взял с разделочной доски нарезанный лук, выдавил через пресс чеснок, который был уже слишком сухим, и добавил паприку, чили и кубик мясного бульона.

Кто-то держал квартиру Молли Вессман под наблюдением. Теперь у них даже было имя этого человека. Имя и фамилия оказались настолько необычными, что найти его не составит большого труда. Но введя в строку поиска Христофор Коморовски, он увидел только один результат. То же самое было со скрытой татуировкой Вессман, которую, судя по всему, сделал некий мифический секс-гигант, называющий себя Колумбом.

Он так и не нашел измельченные помидоры и добавил в кастрюлю воду, томатную пасту, несколько кусочков маринованных вяленых помидоров, пять морковин, которые он почистил и нарезал, а также упаковку просроченной красной фасоли.

И тут его осенило. В разгар дегустации импровизированного мясного соуса, которому явно не хватало еще одного бульонного кубика и пары щепоток кайенского перца, он понял возможную связь между двумя следами.

Христофор Коморовски и Колумб.

Была ли это та самая ниточка, которая нужна ему, чтобы двигаться дальше?

Христофор Колумб.

Была ли в этом связь? Были ли эти двое на самом деле одним и тем же человеком?

Только когда за его спиной послышался звук работающего тостера, он заметил, что Теодор был на кухне и как раз собирался приступить к намазыванию бутербродов.

— Привет, Тео. Рад, что ты здесь. Я и не заметил, как ты пришел.

— Ага, — сказал Теодор, аккуратно намазывая толстый слой Нутеллы на один из кусков хлеба.

— К твоему сведению, ужин будет готов минут через двадцать.

— Но я сейчас есть хочу, так что все в порядке.

В порядке? Он хотел ответить, что все совсем не было в порядке. Что он словно в свободном падении и рискует разбиться в любую секунду, если они ничего не предпримут в ближайшее время. Что он будет сидеть и ужинать с другими членами семьи, хочет он того или нет. Что употребляя такое количество сахара, он скоро заработает диабет. Но ничего из этого он не сказал. Он просто стоял как парализованный.

— Не знаю, слышал ли ты новости, — наконец выдавил он из себя, хотя и пообещал не поднимать эту тему до тех пор, пока Сони не будет рядом. — Судебный процесс в Хельсингёре сейчас в самом разгаре.

— Понятно. Вот оно что. — Теодор принялся сооружать небольшую гору апельсинового джема на втором поджаренном бутерброде.

— Как я и опасался, они обвиняют друг друга. Единственное, в чем все абсолютно уверены, это в том, что они ничего не сделали.

— Да, это именно то, о чем ты говорил. Какой ты проницательный. — Даже не удостоив отца взглядом, Теодор положил бутерброды на одну тарелку и налил молоко в большой стакан.

Фабиан почувствовал, как внутри у него что-то лопнуло.

— Это все, что ты можешь сказать? Только поиронизировать на тему того, какой я умный и проницательный? — Наверное это лопнуло его терпение, его накрыло волной негодования и гнева. — Ты действительно думаешь, что это так весело? Что все хиханьки да хаханьки? — Но он не мог позволить эмоциям взять верх над разумом. Не сейчас. — Ты понимаешь, что это значит? У тебя есть хоть малейшее представление о том, что это может значить?

Не говоря ни слова, Теодор добавлял в молоко одну ложку какао за другой.

— Их всех отпустят. Ты это понимаешь? Только ты один можешь дать правдивые показания, рассказать, кто и что делал, кто в чем виновен. И если ты не сделаешь этого — у справедливости не будет шансов. Несмотря на то, что они по очереди прыгали обеими ногами прямо на груди того бездомного, пока не переломали все ребра, их отпустят, и они снова будут ходить по улицам нашего города всего через несколько месяцев. Они приковали другого бездомного к тележке, а потом столкнули ее прямо под колеса машин на шоссе Е4 в час пик. И после всего этого ты можешь только пожимать плечами и иронизировать?

Не понимая, как это случилось, он вдруг осознал, что стоит за спиной Теодора, схватив его за плечи, и поворачивает сына лицом к себе.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — велел он, повышая голос. — Смотри на меня, я сказал!

Но пустой взгляд Теодора не выказывал никаких признаков хоть малейшей заинтересованности.

— Это все по-настоящему, неужели ты не понимаешь? — продолжил он, заметив, что начал трясти Теодора в попытке получить от того хоть какую-то реакцию. Какую угодно, хоть что-нибудь. — Или ты думаешь, что это какая-нибудь чертова компьютерная игра, где можно просто начать все сначала, когда потратил все жизни? А? Отвечай!

Наконец Теодор встретился с ним взглядом. Хоть какая-то реакция.

— Ты закончил?

Он как будто получил пощечину, да такую сильную, что щека горела. Теодор как ни в чем не бывало пошел к лестнице на второй этаж с тарелкой в одной руке и стаканом какао во второй. Пока Соня была на его стороне, очевидно, он мог вести себя так, как ему вздумается

Тихая мелодия ксилофона показалась ему знакомой, но он не мог вспомнить, где слышал ее до тех пор, пока не осознал, что это звонок в дверь. Несмотря на то, что они уже третий год жили в Хельсингборге, в дверь звонили нечасто.