ее столько раз, что никогда не смог бы забыть. Он боялся отходить от смертного одра Магдалины из опасений, что Низамеддин вернется за своей добычей, и часами следил, как жизнь проглядывает сквозь истерзанную оболочку, как дрожат кружева подушки от ее дыхания. Эдгар стал для нее врачом-целителем, сиделкой и горничной, но она не требовала много внимания. Магда почти не бодрствовала, она все время спала, и жизнь постепенно покидала ее слабую плоть, дух отделялся от тела.

Наконец решающее время пришло. Ночь полнилась луной, и ее свет заливал комнату замка, где лежала умирающая. Тихое тиканье часов казалось чьими-то приближающимися шагами. Эдгар сидел у кровати Магдалины и с отчаянием смотрел, как необратимо бледнеет ее лицо. Он был готов ради нее на все, но не обладал властью проложить для Магдалины путь в рай. Эдгар не знал ее предназначения, не хотел обращать против воли, но и позволить умереть тоже не мог. Решить эту моральную дилемму было выше его сил. Дочь стала его жизнью, непосильным бременем, благословением и крестом, он не мыслил своего существования без нее.

Эдгар пребывал в тупике, оставшись наедине со своими опустошенными мыслями, когда раздался громкий стук в дверь. Он отворил ее, и перед ним в лунном свете предстал Низамеддин-бей, исполненный сознания собственной правоты и безграничной власти.

– Прекрасная ночь, пан Эдгар, – бодрым голосом произнес он с порога. – Сегодня полнолуние, и Магдалину нужно обратить, довершить начатое. Кто это сделает – вы или я?

– Я должен сделать это сам, – обреченно ответил Эдгар со смутным промедлением.

– Мне интересно на это посмотреть, – усмехнулся Низамеддин. – Вы должны позволить мне войти – вдруг вы не справитесь. Я научу вас и буду наблюдать. Когда-то я не разъяснил вам, не захотел раскрывать ваши способности создавать новых вампиров, но сейчас настало время исправить эту ошибку. И помните: если вы отступите, она умрет.

Когда они вошли в спальню Магдалины, он дал Эдгару необходимые наставления:

– Выпейте ее крови. Как почувствуете, что сердце останавливается, сделайте надрезы на ее запястьях и смешайте со своей кровью.

Магда усилием воли приподнялась на кровати и в неимоверном ужасе переводила взгляд с одного на другого.

– Нет! Пожалуйста, не делайте этого! Я не хочу становиться вампиром, нежитью! Прошу вас, отец, не делайте этого и не позволяйте ему! Пожалуйста, папа!

Эдгар всю жизнь мечтал услышать от нее слово «папа» и желал бы слышать это снова и снова, но не при таких обстоятельствах. Сейчас ее обращение «папа» рвало ему сердце, он колебался и был не в силах подойти к ней.

Низамеддин недолго наблюдал за его терзаниями. Он оттолкнул Эдгара и ворчливо произнес:

– Я так и знал, что вы не сможете. Отойдите! Вы слабы. Все всегда нужно делать самому! Смотрите и учитесь.

Игнорируя крики Магды, Низамеддин склонился над ней, перехватил слабо сопротивляющиеся руки, прижал к кровати и вонзил клыки в ее шею. Затем он сделал надрезы на своих запястьях и тонких руках Магдалины и соединил их раны. Когда кровь перестала течь, Низамеддин вытер платком рот и поднял черные глаза на Эдгара, взирающего на него в немом ужасе.

– Запомните раз и на всю вашу вечность – никогда никого не жалейте. Жалость бывает губительна. Всегда доводите дело до конца.

– Она не простит нас, – убитым голосом сказал Эдгар с той безысходностью, что стала для него проклятием. – Магда не хотела становиться вампиром. Она не способна вести подобное существование и возненавидит за это нас обоих.

Низамеддин не намеревался вечно терпеть его общество. Пусть только Магдалина станет вампиром, вконец утратит человеческие чувства, в том числе и привязанность к отцу, и уж тогда он постарается окончательно избавиться от Эдгара Вышинского.

Глава 30

На следующий вечер Магдалина открыла глаза одновременно с пробуждением луны, и они оба ждали этого момента с опаской. Магда могла впасть в исступление, утопить их в своей ненависти и наотрез отказаться убивать, однако ничего подобного не произошло.

Да, Эдгар воспитал достойную дочь. Ни один нерв не дрогнул на ее лице, а глаза в светлых лучиках ресниц были пусты и прозрачны, как лунный свет, в них не отражалось ни единой эмоции. Магдалина смотрела на своих создателей бестрепетно, с ледяным спокойствием, и они решили, что она смирилась со своей участью.

– Вы говорите, что я должна выбрать жертву, – протянула Магда, склонив голову набок в манере, которая передалась ей от Эдгара. – Так вот, я выбираю нашего конюха Петра.

– Ты хочешь убить Петра? – Эдгар не поверил своим ушам. – Отца твоего ребенка?

– А чем он лучше других? – Магдалина пожала плечами с ужасающим безразличием. – В конце концов, кто виноват в моих несчастьях? И он с радостью умрет ради меня. Но у меня есть одно условие. Не вздумайте войти к нам в комнату! Я все сделаю сама, такова моя воля. Обещаю, до рассвета все будет кончено, только не мешайте. Дайте мне слово, оба, что не войдете, иначе я и с места не сдвинусь и вы не сможете меня заставить.

Низамеддин хотел было возразить, настоять на своем присутствии как ее создатель, но тут решительно вмешался Эдгар.

– Не стоит унижать ее слежкой. Я знаю свою дочь: если она что-то пообещала, непременно исполнит. Пусть делает как хочет.

Низамеддин подумал и уступил, он не стал бы настраивать девушку против себя. Магда прикрыла глаза и мысленно позвала Петра, который не замедлил явиться из деревни на ее манящий зов. Она встретила его в дверях, бледная и светящаяся, как привидение, взяла за руку и проводила в свою девичью спальню, где ему раньше не доводилось бывать, несмотря на то что он зачал с ней двоих детей.

– Ты говорил, что любишь меня, Петру, – вкрадчиво прошелестела Магда, – и что на все готов ради меня. А умереть для меня ты согласен?

Она посмотрела на Петра тем самым возвышенным взглядом, который когда-то очаровал его. Магда обладала способностью подчинить своим желаниям кого угодно. Петр молча кивнул, пребывая под сладостной властью ее взора.

– Только не приближайся ко мне, пока я не скажу, – продолжала Магдалина ласкающим шепотом, – но я разрешаю тебе смотреть на меня.

Она была очень красивой даже мертвая. Такая же, как всегда, только кожа у нее стала холодной.

Петр и Магда безмолвно сидели в противоположных концах спальни, пока небо за окном не начало светлеть. Эдгар и Низамеддин беспокоились, но держали данное ей слово и не входили.

– Пора, – велела Магда, невыразительно улыбнулась и протянула Петру нож отца.

Тот