– Я и не знал, что ты страдаешь лунатизмом, – сказал он ей утром. – И почему твоя шея никак не заживает? Ты обрабатываешь эти ранки, как я тебе советовал, или ленишься?

– Я все делала, как ты говорил, – бессильно прошептала Элеонора и посмотрела на него ввалившимися глазами.

Обеспокоенный Филипп пригласил из деревни местного доктора по фамилии Нигулеску. Тот осмотрел Элеонору, особое внимание уделив ранкам на шее, и помрачнел.

– В ней осталось мало крови, – вынес свой вердикт доктор. – Вам следует сделать ей переливание и уехать отсюда немедленно, иначе она умрет.

– Но ведь я же не умру?! – вдруг совсем по-детски воскликнула Элеонора. – Филипп, я не умру? Кто угодно может умереть, но только не я!

– Конечно, ты не умрешь, Элси, – утешал муж, хотя у самого на душе было неспокойно – его тревожило малокровие Элеоноры, а также лунатизм, приступы внезапной меланхолии и ипохондрии.

Элеонора беспомощно заплакала, склонив к нему на плечо рыжеволосую голову с темным пробором.

Филипп отвез жену в ближайший город Тульчу, где ей за достойное вознаграждение сделали переливание крови. Он намеревался сразу же забрать Элеонору домой, но та была слишком слаба, чтобы выдержать долгую дорогу и перелет через океан. Жена продолжала чахнуть и хандрить, практически не вставая с постели, и никто не мог определить, чем она больна. Элеонора угасала с каждым днем, немного оживая с наступлением ночи. Она испуганно замирала, в ее огромных очах нарастало смутное ожидание чего-то. Белки ее красивых глаз теперь были испещрены тоненькими сеточками красных сосудов. Элеонора не хотела оставаться одна, боялась темноты, ей всюду мерещились какие-то тени.

Низамеддин заметил ее трехнедельную беременность незадолго до полнолуния, перед окончательным обращением, но предпочел довести дело до конца. Обратно было ничего не вернуть, и, если бы он остановился, Элеонора умерла бы. Этому ребенку при любом раскладе не суждено появиться на свет, решил Низамеддин. Ничего не поделаешь, здесь нет его вины. Он старался не думать о вероятной каре за свое деяние со стороны высших сил.

Элеонора лежала в полусне на той самой кровати, где Низамеддин провел свой единственный рассвет с Магдалиной почти сто восемьдесят лет тому назад. Филиппа не оказалось рядом – Низамеддину удалось наложить на него заклятие оцепенения. На сей раз вампир выпил у жертвы всю кровь вместе с донорской, обменяв на свою тьму.

Когда Филипп очнулся и зашел в их комнату, то обмер от ужаса. Через открытое окно врывался ветер. Он свободно гулял по спальне и путал распущенные волосы покойницы. Золотистые локоны Элеоноры отливали темной медью, оттеняя бескровную бледность кожи. Она была испита до дна. Филипп, как врач, сразу понял, что жена умерла, но отказывался поверить в это и принять как непоправимое. Он вызвал из деревни доктора Нигулеску.

– Я вынужден констатировать смерть, – сказал доктор, внимательно осмотрев труп.

Тело Элеоноры отнесли в деревню, на ледник, откуда его забрал Низамеддин. Следующей ночью она проснулась в замке от наводнения лунного света и наконец-то узнала правду о новой жизни от своего создателя.

– Ты теперь вампир и будешь жить вечно, – обольщал он ее. – Перестанешь стареть и никогда не умрешь.

– Зачем мне это? – гневалась и недоумевала Элеонора. – Мне это не нужно! У меня было все прекрасно, я счастливо жила в Лос-Анджелесе со своей семьей. А чтобы не стареть, существуют пластические хирурги. Ты, случайно, не забыл меня спросить, когда вздумал сотворить подобное?

– Обычно о таком не спрашивают, – ответил Низамеддин, помня колебания Магды, которая сперва согласилась, а потом передумала. – Ты мне приглянулась, и я выбрал тебя. Тебе придется с этим смириться и привыкать к новой жизни. Каждое полнолуние ты должна убивать людей, чтобы восполнить силы.

– Зачем мне кого-то убивать? – удивлялась Элеонора и при этом казалась глупее, чем была на самом деле. – Не хочу! Я же не кровожадная, я самая обычная женщина.

– Если ты сегодня не выпьешь жизнь, утром умрешь. Неужели ты предпочтешь умереть? – пугал ее Низамеддин.

– Не знаю, – призадумалась она и угрюмо насупилась, – умирать так страшно. Если я и умерла, то совсем не почувствовала этого. Я ощущаю себя как прежде, только пить очень хочется. У тебя тут не найдется воды?

– Вода тебе не поможет, тебя томит жажда крови. Ты можешь убить кого хочешь, кого знаешь, например, своего мужа, – предложил ей Низамеддин, вспомнив выбор Магдалины.

При этой мысли красивое лицо Элеоноры так перекосило от злости, что оно стало безобразным.

– Нет! Не смей даже думать об этом! – оглушительно закричала она, так что даже стены замка содрогнулись. – Если ты хоть пальцем тронешь моего мужа, я не буду жить!

– Ты не сможешь совершить самоубийство, даже если перережешь себе вены.

– Ты не знаешь меня, – зловеще усмехнулась Элеонора и посмотрела ему в глаза с бесстрашным вызовом. – Если мне понадобится, я непременно найду способ. Давай договоримся – я сделаю, что скажешь, а ты дашь мне слово, что никогда не тронешь Филиппа. Мне ты больше ничего причинить не сможешь, разве что убить, но мне уже все равно, я и так мертва.

Обладая скверным характером, Элеонора могла создать настоящий ад для кого угодно. Это была современная женщина шестидесятых годов – эпохи свободы, массовых протестов, «Лета любви» и психоделических экспериментов с сознанием. В XX веке женщины воевали, носили брюки и открыто спорили с мужчинами. Низамеддин почти два столетия прожил в одиночестве вдали от большого мира и не понимал этого. Милой и беззащитной Элеонора выглядела только на экране, а в реальности оказалась вздорной истеричкой и настоящей мегерой. Когда ее что-то не устраивало, она открывала рот и начинала орать, не стесняясь в выражениях, высказывала все, что думает. Только Филипп мог обуздать ее строптивую натуру, недаром он был психотерапевтом. Низамеддин уже почти сожалел, что связался с Элеонорой. Ему требовалась не такая женщина, но отпускать ее уже поздно – невозможно повернуть время вспять.

В отличие от Магды Элеонора беспрекословно совершила первое убийство, поймав припозднившегося жителя деревни. Ей было абсолютно безразлично, кто станет жертвой, лишь бы не Филипп. Однако, встретив свой первый рассвет рядом с Низамеддином, она столь же спокойно встала и вернулась к мужу.

Глава 32

Убитый горем Филипп лежал в кровати, обнимая ее подушку, на которой еще стыл аромат сирени, когда перед ним вдруг предстала Элеонора во плоти. Она ничуть не напоминала призрака, безмятежно стоя в утреннем солнечном свете. Только Филипп заметил, какое у жены стало бледное лицо и бездушные глаза.