намеревался перетянуть Элеонору на темную сторону, изменить ее сущность. Ему хватило влияния и силы, замешенной на выпитой когда-то крови Магды, чтобы установить с Элеонорой телепатическую связь и внушить ей желание приехать в Северную Добруджу.

Муж Элеоноры, Филипп Уэйн, был всего на три года старше ее – приятный молодой человек со вдумчивыми карими глазами и мягким характером, перспективный врач-психотерапевт. Свою маленькую дочь Джемайму они оставили у матери Филиппа, когда Элеонора уговорила его устроить второй медовый месяц в социалистической Румынии. Филиппа удивил этот выбор, но жена настояла, объяснив, что ее покойная мать была родом из тех мест.

После приезда в «Магдалу» Элеонора долго лежала без сна, взволнованная новыми впечатлениями и непривычной обстановкой. Женщина встала, достала сигарету и подошла к окну. Только что взошедшая полная луна была драгоценного золотого цвета, как обручальное кольцо, и заливала сиянием все вокруг, создавая на небосводе светлые отблески.

– Дорогая, я прошу тебя не курить здесь, – недовольно проворчал сонный Филипп, не одобряя ее вредную привычку.

– Хорошо, – тоном обиженного ребенка сказала Элеонора, – я выйду покурить в сад.

– Ладно, только не ходи далеко. А лучше ложись спать, ведь ночь-полночь. Мы с тобой хотели завтра поехать в дельту Дуная посмотреть на птиц. Будет лучше, если мы встанем пораньше.

Но Элеонора поймала взглядом навязчивый лунный свет, и луна сразу завладела ею. Она уже не слушала мужа, а порывисто открыла дверь и бросилась в сад в тапочках и сиреневой атласной пижаме.

– Я хочу прогуляться, одна! И не собираюсь вставать рано, я приехала сюда отдыхать, – выкрикнула она с порога и сразу же перешла на возвышенно-мечтательный тон: – Такая чудесная ночь! Полюби эту вечность болот… Это, кажется, из Блока, был такой русский поэт. Я люблю эти места и как будто бывала тут раньше.

Элеонора закурила сигарету и стремительно скрылась из виду, углубившись в тенистые аллеи. Воздух в яблоневом саду был недвижим и пронизан мглой. Этот всепроникающий туман обволакивал и, казалось, заползал ей в душу. Невдалеке сгустком мрака высилась какая-то странная тень, и Элеонора старалась держаться подальше из опасения случайно соприкоснуться с ней. Женщина потушила сигарету, резко развернулась и побежала к дому, но движения вязли в сумраке, как в мазуте. Элеоноре почудилось, что кто-то преследует ее. Она боязливо огляделась, однако сад был безлюден и погружен в молчание. В следующий миг Элеонора почувствовала острую боль в шее, что вынудило ее остановиться. Она поневоле запрокинула голову к луне, подернутой траурной вуалью ночных облаков. Но они все же пропускали лунный свет, делая его скорбным и сероватым. Сладко пахло яблоками, только что созревшими, но еще не опадающими, чтобы начать гнить на земле. Элеонора наконец выдохнула и мягко упала, как спелое яблоко с ветки, застыв в мертвом оцепенении. Луна бледнела и уходила в вечную высь, и на ее лике постепенно проявлялись тени, наделяя его человеческими чертами. Элеонора неподвижно лежала на траве, не замечая росы, сверкающие капельки блестели на ее ресницах и застывали в безжизненном золоте волос. Ее нашел Филипп, обеспокоенный долгим отсутствием жены, и отнес в дом.

– Откуда у тебя эти раны на шее? – с тревогой спросил он, укладывая ее в кровать.

– Ерунда, должно быть, укололась веткой, – отмахнулась Элеонора, которая уже пришла в себя.

Однако вскоре на нее напала гнетущая слабость, она стала очень быстро уставать. Элеонору одолевали смутные головные боли и провалы в памяти, но она не придавала этому значения.

В «Магдале» селилась ночь. Филипп и Элеонора сидели в столовой одни, в полной тишине. Время было позднее, однако Элеонора не торопилась ложиться, и муж терпеливо ждал ее. Она докурила последнюю сигарету на сон грядущий, пожевала мятную конфетку и молча попыталась подняться с дивана, но не смогла из-за отсутствия сил. Филипп так же молча помог жене встать на ноги, и в эту минуту часы в «Магдале» пробили полночь. Элеонора вздрогнула всем телом и вдруг почуяла, как силы возвращаются к ней.

– Мы что-то засиделись с тобой, Фил… – произнесла она с придыханием. – Отнеси меня в спальню на руках, пожалуйста. Я хочу тебя.

– Разве ты не чувствуешь себя плохо, Элси? – спросил Филипп с щадящей заботой.

– Да, все еще да, – неохотно признала Элеонора, – но не думай об этом. Я ощущаю небольшую слабость, истому, но так даже приятнее. Я только не могу идти сама.

– Ты всегда была стеснительна, – сказал тогда Филипп. – И боялась, что кто-нибудь что-то увидит. Сейчас же кто-то может увидеть, как я несу тебя на руках. А нас здесь и так недолюбливают, считая капиталистами.

– Что мы как дети! – рассерженно воскликнула Элеонора и покраснела. – Какое нам дело до этих глупых румынских горничных, если мы с тобой женаты? Ты помнишь, как обещал носить меня на руках всю жизнь?

– Ладно, раз ты так хочешь, дорогая.

Филипп взял жену на руки и понес в спальню, а она нежно обнимала его и, не стесняясь, целовала в губы.

Наступило новолуние. Элеонора в гипнотическом сне поднялась с кровати, не разбудив Филиппа, и выбралась в темное окно. Ноги сами привели ее к озеру, где поджидал свою жертву Низамеддин. На сей раз Элеонора была в длинной сорочке из черного кружева – женщина обожала дорогое белье и старалась всегда выглядеть красивой в глазах мужа. Низамеддин с вожделением поцеловал ее в обнаженное плечо, а затем запрокинул голову и припал к шее. Элеонора бессознательно отдавала Низамеддину свою кровь, млея от невыносимого наслаждения, а затем начала приходить в себя и принялась усиленно моргать, чтобы сбросить путы сна. Она присела на траву и в недоумении воззрилась на поблескивающее озеро, не понимая, как оказалась здесь ночью. Низамеддин сел рядом, уже не таясь.

– Мне больно… – слабым голосом произнесла Элео- нора.

Низамеддин положил ей на шею прохладную руку, с удовольствием ощутив болезненный кровавый отпечаток своего поцелуя на ее коже.

– Так легче?

– Да, – вздохнула Элеонора и почувствовала, как с приятной прохладой отступает боль.

Внезапно она очнулась и стала самой собой.

– Кто ты? – закричала она с некрасивой гримасой на лице, в одно мгновение развеяв морок. – Зачем ты мучаешь меня? Я не хочу тебя видеть! Не понимаю, зачем ты убиваешь меня, я только знаю, что то, что ты делаешь со мной, неизбежно приведет к смерти.

Низамеддин смотрел на Элеонору в невероятном изумлении, и ему не оставалось ничего другого, кроме как погрузить ее в беспамятство. Он положил руку ей на лоб, и глаза Элеоноры закатились, тело повалилось на траву как ватное. На сей раз Филипп нашел жену