Шрифт:
Закладка:
Ладно, где мальчонка? Возможно, у него есть ключ.
– Тиган?
Вздрагиваю.
В конце коридора стоит мать. Ее лицо кажется менее усталым, чем раньше, но и не отдохнувшим. Смотрю на нее, она мне мило улыбается.
– Ты что-то ищешь? – спрашивает она.
Свожу брови. Как дать ей понять? Показываю рукой примерный рост парнишки. Мать сначала хмурит брови, потом поднимает их. Уф, она поняла.
– Ах! Ты ищешь Чеви? У него нет доступа в кабинет Дэна, он в игровой комнате, вот здесь, – подсказывает она, указывая на дверь рядом с собой.
Дерьмо. Мне придется отложить эту историю с мужиком, похожим на меня, и с косяком, который помог бы мне расслабиться. Отхожу от двери кабинета, вернусь туда ночью и, если понадобится, взломаю ее.
Мать говорит мне, что она будет отдыхать в комнате для гостей, а ее муж скоро вернется из школы. Она исчезает за моей спиной, и я прохожу в комнату, которую она мне указала.
Мальчишка там, на гигантском пуфике, с джойстиком в руках. Его взгляд прикован к огромному экрану, прикрепленному к стене с парой динамиков, которые никогда не поместились бы в тачке Бенито. На телевизоре вовсю гонка «Мариокарт».
– А-а-а-а-а-а! Нет, только не чернила каракатицы! – восклицает он. – Круто! Тиг, поиграешь со мной?
Почему бы нет. Я только дважды играл в приставку, но если справляется он, то и у меня получится, так ведь?
* * *
Пятая часть и пятый раз Чеви меня обыгрывает. Черт побери, он слишком много играет, по-моему! Он снова взрывается от смеха. Чеви только что обошел меня прямо в конце гонки, как и в предыдущих трех партиях. Но, проклятье, я не люблю проигрывать! Тяжело вздыхаю и кидаю геймпад на пуфик между нами.
– Давай, Тиг, сыграем еще?
Нет! Мне надоело.
Таращусь на огромную коллекцию виниловых пластинок, которая занимает почти целую стену, обращенную к окну. Проигрыватель выглядит старым, но, как говорит Бенито, «старые мне нравятся больше». Ладно, он так говорит скорее о милфах, но его бред может подойти к чему угодно, не так ли?
Провожу татуированными пальцами по волосам парнишки. Он играет уже один. Видно, так привык. Ты похож на меня, когда я был ребенком. Ну, в том случае, если бы у меня были родители и бабло.
Подхожу к пластинкам, вытаскиваю одну наугад. Вот это да! Хип-хоп? Нью-Йоркский, к тому же: «Грандмастер Флэш». Кто бы мог подумать, что у семьи богатеев есть такое.
– Папа не разрешает их трогать, он не хочет, чтобы мы их портили, – Чев толкает меня головой в спину.
Оборачиваюсь, смотрю на него, он играет и бросает на меня быстрый взгляд. Знаком даю ему понять, что мне плевать на его отца, и беру еще одну пластинку. То же самое, нью-йоркский хип-хоп, и притом отменный: KRS-One – босс хип-хопа. Похоже, пластинка старше меня, но в превосходном состоянии. Круто.
Достаю ее с полки и быстро вынимаю из конверта. Открываю проигрыватель.
Звук будет такой, что Бенито лопнет от зависти.
Ставлю пластинку, выдвигаю бриллиантовую головку и нажимаю кнопку «вкл».
Тотчас пластинка начала вращаться в гипнотическом движении, и динамики на полках начали шипеть. Блин, здорово. Я бы жил в этой комнате.
– Однажды Елена захотела кое-что послушать, и папа очень сильно разозлился на нее. Она даже плакала. Папа сказал, что у него с другом были все лучшие пластинки, когда они были молоды, и он заботился о них больше, чем о нас. Мама сказала, что он шутит, а мне не смешно… – отрезает парнишка, когда раздается звук.
Хихикаю. Предоставь директора мне. Не волнуйся, парень.
Продолжаю изучать коллекцию. Там все, на чем я вырос. Я очень удивлен, что отец слушает такую музыку.
Делаю фотографию и посылаю приятелю, а затем мое внимание привлекает прямоугольная штуковина, лежащая поодаль: компьютер львицы.
Пластинка крутится, и мелодия, делающая меня счастливым, летит из корпуса проигрывателя прямо в мои уши. Я мгновенно расслабляюсь. Это то же самое, что слушают в гетто и то же, что играет в барах и подворотнях. Это звук Куинса или Бронкса, но точно не Статен-Айленда с его сраным электро. Это «мой музыкальный дом».
Но здесь есть и кое-что поинтереснее: компьютер Елены. Что он здесь делает? Понятия не имею, но у меня есть замечательная возможность вновь проникнуть в ее мысли.
Хватаю ноутбук и падаю на пуфик возле колонок.
– Но Тиг, это же компьютер Елены!
Поднимаю глаза, открывая компьютер, и он запускается сам по себе. На этот раз мальчишка смотрит на меня уже почти в панике. Улыбаюсь ему и подмигиваю.
– Она накричит на тебя, а потом ты еще больше ее полюбишь… – грустно говорит он.
Смеюсь. Он такой милый. Не знаю, как сказать ему, что не нужно беспокоиться за нас с сестрой, потому что ничего толком не началось. Но ближе к делу. Смотрю на экран. Черт, нужен пароль.
Секунду не двигаюсь, затем поднимаю глаза на мальчишку. Чеви все еще наблюдал за мной. Делаю ему знак подойти, и он подходит. Указываю ему на проблему.
– «Гитара» и мамин день рождения, – произносит он.
Обожаю этого ребенка: сначала он говорит «нехорошо так делать», а потом сообщает мне пароль.
Набираю «гитара», но не помню день рождения матери.
– Восьмое, – выдыхает парень.
И вот передо мной рабочий стол львицы. Этот мальчишка и правда знает все!
– Эй! Ты знал, что твое имя по-ирландски значит «поэт»? Ты что, поэт?
Как я и думал, он все знает.
Отвечаю ему удивленным взглядом, который, кажется, его восхищает.
– Можно посмотреть папины пластинки? – спрашивает он.
Заговорщически ему улыбаюсь. Давай, беги, паренек! Довольный он поворачивается ко мне спиной, а я приковываю свое внимание к значку на рабочем столе: «Приемная любовь». Это название меня откровенно смущает, совершенно дурацкое и приторное.
Кликаю по файлу, и тот открывается в конце документа. Поднимаюсь и возвращаюсь к чтению с того места, где остановился в прошлый раз.
«Я слышала его крики, ему приснился кошмар…»
Неинтересно: я тоже там был. В тот вечер я поцеловал ее, едва проснувшись.
Опускаюсь ниже, стараясь скорее прочитать то, что она мне не говорит: о том, что с ней стряслось и что привело ее в такое состояние.
«Он извинился за то, что поцеловал меня и смотрел прямо в глаза. По-моему, он не понимает, что излучает его взгляд… а когда он встал, то еще больше преобразился. Мне нравится видеть его таким. Его сила духа удивляет. Чувствую, что он принимает свою судьбу такой, какая она есть, но не может заставить себя быть покорным ей до конца. Он словно идет по ниточке, колеблющейся между самоконтролем и его потерей. Мне нравятся эти колебания».
