Она осторожно подняла свой испуганный взгляд, переводя его на меня. Ее неуверенные пальцы потянулись, чтобы прикрыть лицо.

– Если ты его тронешь… – начинает она.

О, я его трону, Елена, я унижу его, убью, уничтожу, заставлю расхотеть использовать свой член до конца дней.

– …то отправишься в тюрьму.

Мой разум словно застывает от этих нескольких слов. Откуда она может знать такое?

Смотрю на нее, пока она избегает моего взгляда. Она повторяет эту фразу, словно я не понял.

– Поверь, на этот раз оно того стоит.

Слова формировались в моем сознании и тут же вылетели изо рта.

Она одаряет меня взглядом, как львица, возвышающаяся над всем.

– Ты не имеешь права бросить меня одну, – наконец шепчет она.

Я знаю. Но не могу просто так оставить это.

Больше не смогу заснуть, зная, что он свободен и наслаждается жизнью. Он должен знать, что за все нужно платить.

Хватаю львицу и нежно притягиваю к себе. Она прижимается к моему торсу и плачет.

– Тогда иди и дай своему отцу прочитать это, и этот сукин сын отправится в тюрьму…

Она мотает головой, и ее плач усиливается. Я вздыхаю, потому что она испытывает мое и без того лопнувшее терпение.

– Его родители слишком влиятельны. Он никогда не попадет в тюрьму, а ты попадешь. Он сказал мне, что ты окажешься там, если…

Она замолчала.

– Если… что? – я едва могу говорить.

– Если я буду встречаться с тобой.

Отступаю. Она смотрит на меня исподлобья. Открываю рот, делаю глубокий вдох и выдаю:

– Мне плевать на тюрьму.

Клянусь, черт возьми. Если мне придется провести там всю жизнь ради тебя, Елена, я пойду на это, не раздумывая.

Если бы только эта фраза могла вырваться из моих уст… Но она звучала только в моем встревоженном сознании.

Пощечина обрушилась на мое лицо сухим ударом: мой ответ львице не понравился. Поворачиваю голову и сжимаю зубы, ожидая пока боль, что растекается по моей коже, исчезнет. Мне не больно, если не считать моего самолюбия.

– Мне все равно, Тиган.

Ее тон резкий и властный. Не промедлив ни секунды, она добавляет:

– Ты не отправишься в тюрьму из-за меня.

– Скажи мне, кто это, – настаиваю я.

– Нет.

Я знаю ее достаточно, чтобы понять – она ничего не скажет. Но она не изучила меня настолько, чтобы осознать: я могу быть более чем настойчивым, когда чего-то хочу.

* * *

Дверь приоткрывается, привлекая мой взгляд. Заглядывает отец.

– Чев слышал, как вы кричали. Все в порядке? – интересуется он.

Полная тишина. Мать стоит прямо за ним с крайне озабоченным видом.

Они подслушали наш спор? Внутри меня вскипела кровь, а воздух в комнате загудел. Львица поворачивается к ним спиной и тихо плачет, смотря в пол.

Обращаю внимание на родителей: отец, похоже, на нервах, а мать – в смятении.

– Елена, все в порядке? – спрашивает она.

Перевожу глаза на Елену, пока она быстро вытирает щеки.

Напряжение на исходе. Пытаюсь встретиться взглядом с львицей, чтобы понять, что делать, но она не поднимает головы. Ну и ладно. Лучше убраться отсюда, пока они не начали пытаться вытянуть из нас объяснения.

– Елена? – вмешивается отец.

– Все в порядке, – жестко отрезает она.

Голос отца подействовал на нее, как электрошокер: она стирает лицо разъяренной львицы, закрывается, как тюремная дверь, и подталкивает меня пойти забрать компьютер, который лежит поодаль.

За эти короткие мгновения никто не шевельнулся.

Ноутбук лежит под странным углом. В любом случае, он сломан, и от того, что она написала, не осталось и следа. Так даже лучше, я не хочу, чтобы родители прочитали хоть одну чертову строчку из этого дерьма.

Не может быть и речи о том, чтобы они мешали мне действовать так, как я хочу, то есть уничтожить эту сволочь и всех, кто участвовал в пытке Елены. Я хочу, чтобы она могла оставить все позади и забыть, хоть и сомневаюсь, что когда-нибудь она излечится от этого. Еще одна причина отправиться в тюрьму: ничто не помешает мне быть сволочью.

Тень львицы гладит меня по плечу. Она направилась к двери, не оглядываясь и опустив голову. Мать дает ей пройти, но не отец – он преграждает ей проход и хватает за руку.

– Елена, что происходит? – настаивает он.

Она окинула его злобным взглядом и порывом ветра выбежала из комнаты. Отец попытался идти следом, но мать остановила его. Иду за ней, но останавливаюсь перед парнишкой, сидящего с ошарашенным и обеспокоенным видом.

Черт, наверное, я напугал его, и он заплакал. Он смотрит на меня, и я провожу рукой по его волосам – единственное, что я могу здесь уладить.

Не могу говорить, слова застряли в горле.

Обхожу малыша и иду следом за львицей, слыша, как она ускоряется.

Неестественно спокойно вхожу в свою комнату. Становлюсь совсем похожим на зайчика, и с каждым разом меня это пугает. Что дальше? Буду есть морковь? Нет-нет, я просто буду полностью поглощен львицей Еленой.

Нахожу ее на кровати, где она сидит лицом к окну. Слышу даже отсюда, что она плачет, и у меня колет в сердце. Не могу отогнать образы, которые построил мой разум, пока я читал ее дневник.

Теперь я уже и не знаю, как вести себя с ней.

Могу я дотронуться до нее? Хочу ее поцеловать, ведь даже когда я понимаю, через что ей пришлось пройти, я вижу ее все такой же чистой. С другой стороны, я совсем не возбужден – это бы еще сильнее травмировало ее. У меня сдают нервы, но, с другой стороны, я рад, что на кухне она испугалась вовсе не меня и не моего члена.

Устраиваюсь рядом с ней, все еще держась на расстоянии. Она не двигается. Включаю телевизор, натыкаюсь на какую-то дрянь, но, кажется, она успокаивает ее. Она заваливается на бок и поворачивается ко мне спиной, перестает наконец плакать и смотрит на экран.

Через некоторое время достаю сигарету. Родители к нам не пришли, и это странно.

Прохожу мимо Елены и беру зажигалку с тумбочки. Она не шевелится. Едва сопротивляюсь желанию прильнуть губами к ее щеке и закуриваю поодаль.

Мы долго молчим перед телевизором. Может быть, именно это и нужно сейчас делать: ждать. По крайней мере, она не кричит, не плачет и не убегает от меня. Я бы предпочел, чтобы она была такой. Пусть она молчит, но остается рядом.

Тушу окурок в грязном стакане, а потом появляется Чеви. Я смотрю на его физиономию и то, как он мнется.