и совочков у девочки не было; просто она отряхнула ладошки и пошла.

Парадная пятиэтажного дома без лифта. Поднимаешься, словно к себе домой, никакой разницы со своей лестницей не увидишь. В углу лестничной площадки примостилась табуретка, и на ней сидит старуха. Спит или просто зажмурилась, словно кот в засаде?

— Маньяк! — проскрипел старушечий голос. — Куда ребенка потащил? Давай его сюда и убирайся прочь!

— Не отдавай меня ей, — пискнула девочка.

— Это твоя бабушка?

— Это ничья бабушка. Она тут караулит.

Виктор Аркадьевич наклонился, поднял ребенка на руки. Почему-то он ни на секунду не усомнился в происходящем. Принято верить взрослому, а не младенцу, но не среди же ночи на городской лестнице. Если ребенка зашвырнуло туда в такое время, значит, тому были причины.

— Маньяк! — старуха протянула руки с длинными пальцами, напоминавшими переваренные сосиски. — Отдай дитя, маньяк!

Подъезд соседний с тем, в каком жил Виктор Аркадьевич, и, значит, должен быть точно таким же, но почему-то после третьего этажа они очутились сразу на крыше. Здесь стоял крошечный пластмассовый вертолетик. Такие продаются в магазинах детской игрушки: пультик управления величиной с ладошку, электромотор, пара пальчиковых батареек. Такие вертолеты легко запускаются, выписывают виражи, не слушая управления, и так же легко ломаются. В кабину, пока вертолетик цел, можно посадить игрушечную собачку или обезьянку, но уж никак не что-то большее.

Девочка мгновенно залезла внутрь. Хлопнула дверца.

— Садитесь быстрее!

Раздумывать было некогда. Там, откуда они только что выбрались, появились худые старушечьи лапы с невероятно длинными сосисками пальцев.

— Маньяк…

Мотор затарахтел, крыша косо ушла вниз. Город поплыл под механизмом, который, кажется, вообще не должен был подниматься в воздух. Светлые прямоугольники домов, пустынные линии проспектов, заводские трубы, обозначенные красными огоньками. Ярко-зеленая точка двигалась в стороне, прокладывая свой маршрут.

— Еще кто-то из наших летит, — произнесла юный пилот. — Должно быть, Арик, он вечно меня старается подстраховать.

— Тебя-то как зовут, чудо поднебесное? — спросил Виктор Аркадьевич.

— Ариша. Я думала, меня все знают.

— Я вот не знаю. Я вообще ничего не понимаю, даже как сюда попал и зачем.

— Это как раз понятно. Ты добровольцем вышел на зов.

— Какой я доброволец? Я даже в армии не служил. Белый билет.

— А когда понадобилось, услышал зов, встал и пошел.

— И что я буду делать в вашей команде? Хорош вольноопределяющийся: пузо впереди на метр шествует. Здоровья, опять же, никакого. Думаешь, пенсии таким, как я, за красивые глаза дают?

Ариша бросила косой взгляд в зеркальце над приборной доской.

— А я бы не отказалась от такой пенсии, что за красивые глаза. Летчики говорят, у меня глаза ничего.

Глаза у Ариши были выше всех похвал, японские аниматоры иззавидуются, и эта подробность придавала происходящему оттенок нереальности.

Вертолет неожиданно тряхнуло, город и редкие предутренние облака кувыркнулись, поменявшись местами, перед глазами промелькнули несколько темных росчерков. Коротко ударила очередь. Один из противников вспух взрывом, за миг до которого Виктору Аркадьевичу почудилась в кабине сбитой машины фигура летчика. Потом словно из ниоткуда свалился зеленый летун, только что бывший в непредставимом далеке, и еще один темный закувыркался, теряя крыло.

— Ха! — голосила Ариша. — Не вышло на дармовщинку!

Ничего себе дармовщинка! Третий темный развалился в воздухе, и на этот раз там наверняка кто-то был.

Праздничный, красивый, так и не проснувшийся город ложился под вираж. Будь в небе настоящее сражение, народ давно проснулся бы в ужасе, но взрывы и пальба были слышны только Виктору Аркадьевичу и его пилоту.

Солнце, тишь, благодать. Четыре утра белой ночи. Любимый город спит и видит сны.

Большущая связка воздушных шариков — белых, синих, красных — торжественно поднималась в зенит, увлекая лозунг: «Мы открылись!» У кого-то унесло праздничную рекламу.

— Есть! — выдохнула Ариша, ныряя в цветную арку.

Дуга, раскрашенная в цвета российского флага, надвинулась, словно распахнутые ворота, и город исчез, современная панорама сменилась лесными просторами, пятнами то ли лугов, то ли полей, как это видно с борта взлетающего лайнера. Деревья, лужайки замелькали, сменяя друг друга, высота падала, как то бывает у самолетов, но никакой посадочной полосы не обнаружилось, пейзаж перестал мелькать, вертолет, вспомнив о своей природе, мягко опустился перед одиноко стоящим домиком.

— Прибыли! — довольно сообщила Ариша.

— Темные за нами сюда не прорвутся?

— Вот еще!.. Их давно всех сбили, дыма не осталось.

— Дела… — протянул Виктор Аркадьевич, вспомнив летчика в горящей машине. — Весело у вас тут.

Очевидно, Ариша поняла, о чем подумалось мирному пенсионеру, потому что она тряхнула челкой и сказала:

— Нет там никого и не было. Одни тени. Их псевдобабка, ты ее видел на лестнице, за нами пустила. Если бы ты испугался, принялся меня за руки хватать, тогда не знаю, как бы выкрутились. А ты молодцом держался.

Виктор Аркадьевич вспомнил, как он держался. Сидел, что примороженный. Таких молодцов к самолету на сто шагов подпускать нельзя.

Зеленая машина вынырнула из-за леса, мягко приземлилась рядом с красным вертолетом. Хлопнул колпак, на землю спрыгнул парень лет четырнадцати-пятнадцати, удивительно похожий на Аришу. Стащил перчатки, не глядя бросил в кабину и направился к дому.

— Брат? — догадливо спросил Виктор Аркадьевич.

— Выше бери — боевой товарищ. — Ариша приподнялась на цыпочки и поспешно спросила: — Ой, а тебя как зовут? Мне же вас знакомить надо…

Черт побери! У них тут, надо полагать, у всех армейские прозвища, один он, как дурак, в пижаме на голое тело.

— Арик, — представился парень. — Истребитель.

Как себя обозначить? Пенсионером? С какой стороны ни глянь, неловкость получается.

Так ничего и не придумав, Виктор Аркадьевич произнес:

— Новенький я. А зовут — Виктор… — хотел на этом остановиться, но язык сам договорил отчество: — Аркадьевич.

— Это его дом будет! — торжественно возгласила Ариша.

— Круть! — в голосе истребителя не слышалось ни малейшей насмешки. — То есть у нас теперь третья линия обороны есть. Здорово! Ну, мы покажем лепунам, почем фунт лиха. Будут знать, каково без спросу соваться!

Одинокий домик, не то заброшенный хутор, не то лесничество, а на деле — третья линия обороны, и он, Виктор Аркадьевич, в гордом одиночестве держит эту оборону от неведомых лепунов. Есть чем гордиться и о чем задуматься.

Дом оказался ничуть не заброшенным. Две комнатки, кухня, разделенные русской печью, сени с лестницей на чердак. У печки на шестке изобилие всякой посуды: горшков, чугунов, кастрюль. Во дворе небогатый запас дров, пустующий загон не то для поросенка, не то для козы. А вообще двор просторный, места полно, есть куда поставить хоть Аришин вертолет, хоть Ариков истребитель.

Хозяйством Виктор Аркадьевич заниматься умел и когда-то любил. Потом,