называйте как хотите; а вы в нем главврач или кто еще в профилакториях бывает. Сам я ни разу никаких путевок не получал, в лечебницы не ездил, и как там дела обстоят, не ведаю.

— Я тоже никакими путевками не пользовался и в главврачи не гожусь.

— Сгодишься. Ты же доброволец, и, значит, у тебя все получится. Я тоже в хирурги не годился, а приперло как следует, и стал хирургом.

— Но все-таки что я должен делать? Хоть бы инструкцию какую дали, методичку… Тут психологом надо быть, а я, смешно сказать, — слаботочник!

— Вот и действуй слабыми токами своего разума. Считай, что просто гости к тебе приехали. Гостей встречать умеешь?

— Приходилось.

— Значит, справишься.

С этими словами Котыч нахлобучил свой берет и канул в недрах «Неспешной помощи», где был разом доктором, санитаром и водителем.

Оставшись один, Виктор Аркадьевич занялся самым нелюбимым делом: перемыл всю посуду, которая хоть и казалась чистой, но наверняка запылилась, а может, и мыши по ней бегали. Затем надраил полы, а там мог бы, подобно будущим пациентам, и в депрессию впасть, если бы не явилась тетя Клава и не позвала в лес за черникой.

Вернувшись с полной берестянкой ягоды, Виктор Аркадьевич увидал первого посетителя. Молодой парень, лет двадцати с гаком, обряженный в маскировочный комбинезон, в каких изображают в кино десантников. Как и полагается, гость был вооружен. Ружье причудливой конструкции лежало у него поперек колен. Может быть, это было и не ружье, просто Виктор Аркадьевич не знал, как его назвать. На задворках памяти шевельнулось словосочетание «подствольный гранатомет», но здесь оно явно не годилось, хотя, возможно, подствольник на орудии был. Небрежная поза и то, как держалось оружие, показывало, что все это привычно и давно набрыдло хуже горькой редьки.

— Что же ты тут сидишь, как невеста на смотринах? — попенял Виктор Аркадьевич. — Заходи в дом, устраивайся.

— Без хозяина не годится.

— Я хозяин и есть. Сейчас борщ разогрею, обедать будем. Только второго у меня нет, одни ягоды.

— Будет вам… У меня сухпаек есть. Комроты выдал, хотя мне уже не положено. И карабин зачем-то оставил, хотя он через час растворится, как не было. Домой иду, туда с карабином нельзя.

— В бессрочный отпуск?

— Вроде того. Я бы уже давно дома был, но комроты мне не приказал, а попросил зайти сюда и помочь по хозяйству. Тут, сказал, старик живет, так ему трудно одному. Вот я и явился.

Солдат говорил легко, свободно, но было в его речи глубинное безразличие. Попросили помочь дедушке — помогу. Но по поводу себя самого все уже решено. Торопиться некуда.

— А что? — согласился Виктор Аркадьевич. — Помощь и в самом деле нужна.

Захватив колун, он отвел гостя к баньке, где возвышалась куча толстенных чурбаков: осиновых, березовых и ольховых. Их привезли недавно лесорубы и вывалили здесь за какую-то мизерную плату. Обычно эту древесину оставляли гнить на вырубках, превращая бывший лес в непроходимую свалку. А тут некондиционный лес отвезли на продажу, и всем стало хорошо: по вырубкам появился незагаженный малинник, которому через несколько лет предстояло превратиться в молодой лесок, у лесорубов объявилась существенная прибавка к зарплате, у деревни — дешевые дрова. Эти дрова и предстояло колоть.

Парень здоровый, не чета Виктору Аркадьевичу, легко управлялся с колуном. Сухие удары перемежались с треском раскалываемых поленьев.

— Передохни малость, — произнес Виктор Аркадьевич, выйдя из дома минут через двадцать. — Борщ сейчас закипит.

Десантник опустил колун, присел на широкий чурбан. Прямо перед ним тянулся некошеный луг, за ним лес, уходящий в синеющую даль.

— Хорошо у тебя здесь…

— Не у меня, а у нас, — поправил Виктор Аркадьевич. — Здесь не личная фазенда, а третья линия обороны. Недостроена, правда, но это дело наживное. Собьют вас там, на первой линии, лепуны здесь появятся.

— Вот оно как… А я гадал, чего комроты так твоим хозяйством озабочен.

— А ты не озабочен? Всю эту красоту лепунам отдать?

— На кой она им? Лепуны по городам паразитируют, да еще не до каждого достанут. А по этим местам ходом пройдут, будут помалу гадить.

— Вот уж хрен! Наша земля им не сортир, чтобы гадить по-малому или по-большому. Не позволю…

— Давай, пытайся. Я с ними год воевал. Пошел добровольцем. Фэнтези перечитался, вот и захотелось мир спасать. И знаешь, что самое скверное в наших делах? Лепунское воинство можно крошить до бесконечности, их не убывает. Бессмысленно это все.

— А ты что хотел? На нас не клопы ползут, чтобы их можно было вытравить раз и навсегда. Понимай так: если ты здесь лепунов отбросил, значит, где-то в другом месте они к твоему дому прорваться не смогут.

— Знаю я все это. Тысячу раз повторял. Но больше не помогает. Отвоевался.

— Коли так, пошли борщ есть. Остынет, второй раз греть придется. У меня плитка медленно фурычит.

Ел солдат странно, то энергично загребал ложкой, как и положено голодному человеку, то застывал над тарелкой с отсутствующим видом, и в глазах у него плавало масло, будто плеснул он туда жирным борщом. Виктор Аркадьевич догадывался, что это последствия контузии, поразившей душу, но не знал, как такое лечить и можно ли вылечить.

— Второго у меня нет, — признался он спустя некоторое время. — Поленился или не успел приготовить. Я ведь тоже не святой, всего успеть не могу. Но в город не сбегаю и не сдаюсь. Борща наварил и черники набрал — этого, по-твоему, мало? Но вот что забавно: в городе мою чернику обозвали бы десертом, а тут говорят попросту — ягоды.

Миску со свеженабранной черникой Виктор Аркадьевич придвинул к гостю. Тот осторожно взял двумя пальцами большую черничину.

— Что ты, право, по одной ягодиночке? Чернику надо горстями есть, только тогда и вкус, и польза проявляются.

— Верно, — произнес десантник, набрав чуть не полную горсть ягод и впервые растянув в улыбке красные от сока губы.

— Так и ешь на здоровье. Черники тут полный лес, далеко ходить не надо, вот он, за окном.

Солдат взял еще горстку ягод, лицо его стало отсутствующим, кулаки сжались, кровавый сок потек между пальцами. Лишнее пятно на маскировочном костюме было почти незаметно.

— Все-таки удивительная ягода, — кстати заметил Виктор Аркадьевич. — Цвет у нее синий, сок — красный, а зовется она черникой.

— Ребята сейчас атаку отбивают, — так же невпопад ответил гость. — Сами лепуны носа из убежища не высунут, они пушечное мясо в бой посылают. А еще у них артиллерийские установки появились, хотя и немного. Стреляют газовыми снарядами. Что там за дрянь — неизвестно. Я