гармонию. Что касается картин, когда в них господствуют идеальные качества, они становятся слабыми от избытка поэтичности; они переходят черту, и при критическом исследовании становится ясно, что им недостает чувства медиума, а именно краски. Однако в эпосе, лирике, драме (и комедии, и трагедии) идеальность в противовес актуальности играет важную и неустранимую роль. То, что могло бы быть, всегда составляет контраст тому, что есть и было, каковой контраст могут передать только слова. Если животные и правда являются последовательными реалистами, то по той именно причине, что у них нет знаков, подаренных людям языком.

Слова как медиумы не исчерпываются своей способностью передавать возможность. Существительные, глаголы, прилагательные – все они выражают общие условия, то есть характер. Даже имя собственное может лишь обозначать характер в своей ограниченной функции – указании на индивида.

Слова пытаются передать природу вещей и событий. Действительно, именно благодаря языку у последних есть природа, стоящая выше грубого потока бытия. То, что они могут передавать характер и природу не в абстрактной понятийной форме, а в действии индивидов, ее показывающих, становится очевидным в романе и драме, чья задача – эксплуатировать именно эту определенную функцию языка. Характеры представляются в ситуациях, выявляющих их природу, наделяя конкретикой существования общую потенцию. В то же время определяются и становятся конкретными сами эти ситуации. О ситуации мы можем знать лишь то, что именно она делает для нас и с нами – это и есть ее природа. Наше представление о типах характеров и многообразных вариациях этих типов в основном определяется литературой. Мы наблюдаем, подмечаем и судим людей, нас окружающих, на основе категорий, позаимствованных из литературы, включая в нее, конечно, и биографию с историей, а не только роман и драму. Этические трактаты прошлого были бессильны в изображении характеров, если сравнить их с литературой, а потому именно литературные характеры сохранились в сознании человечества. Сообразность характера и ситуации иллюстрируется тем, что в тех случаях, когда ситуации остаются неопределенными и текучими, обнаруживаемые в них характеры сами представляются смутными и нечеткими – их приходится угадывать, поскольку они ни в чем не воплощены, то есть буквально бесхарактерны.

* * *

Во всем вышесказанном я коснулся таких тем, каждой их которых были посвящены многие тома. Дело в том, что я рассмотрел разные искусства, но только в одном отношении. Я хотел указать на то, что, если мы строим мосты из камня, стали и цемента, точно так же каждый медиум обладает собственной (активной и пассивной, исходящей и воспринимающей) силой и что основанием для различения разных черт искусств является эксплуатация ими энергии, характерной для материала, используемого ими в качестве медиума. Большая часть написанного о разных искусствах и самой их разнице, как мне кажется, была написана изнутри, то есть медиум в таких работах принимается за данность, и поэтому не ставится вопрос о том, почему он именно то, что он есть.

Так, литература предоставляет доказательство – быть может, более убедительное, чем в других искусствах, – того, что искусство является изящным, когда оно опирается на материал другого опыта и выражает его материал в медиуме, усиливающем и проясняющем его энергию за счет дополняющего его порядка. Искусства достигают этого результата не благодаря сознательному намерению, но в самом акте творчества, посредством новых объектов и новых модусов опыта. Каждое искусство о чем-то сообщает, поскольку выражает. Оно позволяет нам живо и глубоко делиться смыслами, к которым мы были немы или для которых у нас был лишь слух, позволяющий сказанному переходить в открытое действие. Ведь коммуникация – это не объявление о вещах, даже если о них говорится с нажимом и громогласно. Коммуникация – это процесс создания причастности, сообщения того, что было обособленным и единичным; и творимое ею чудо отчасти состоит в том, что передача смысла, когда он действительно сообщается, наделяет телом и определенностью опыт не только того, кто высказывается, но и того, кто слушает.

Люди могут объединяться другом с другом по-разному. Но единственная подлинно человеческая форма объединения, отличающаяся от стадности, позволяющей защититься и не замерзнуть, как и от простого инструмента для внешнего действия, – это причастность к смыслам и благам, осуществляемым коммуникацией. Выражения, составляющие искусство, – это коммуникация в ее наиболее чистой и незапятнанной форме. Искусство сметает преграды, разделяющие людей и в обычном их союзе остающиеся непреодолимыми. Сила искусства, общая для всех искусств, в наиболее полной мере явлена литературой. Ее медиум уже сформирован коммуникацией, что вряд ли можно утверждать о любом другом искусстве. Можно допустить тщательно проработанные и убедительно сформулированные аргументы, оспаривающие нравственную и человеческую функцию других искусств. Но не может быть таких аргументов в отношении искусства словесности.

11

Человеческий вклад

ПОД ВЫРАЖЕНИЕМ «человеческий вклад» я имею в виду те аспекты и элементы эстетического опыта, которые обычно называют психологическими. Теоретически обсуждение психологических факторов не обязательно должно быть частью философии искусства. Но в практическом плане оно необходимо. Дело в том, что в исторически сформировавшихся теориях немало психологических терминов, не использующихся в нейтральном смысле, но нагруженных интерпретациями, навязанными некогда популярными психологическим теориям. Освободите от специфических смыслов такие термины, как «ощущение», «интуиция», «созерцание», «воля», «ассоциация», «эмоция», и значительная часть эстетической философии исчезнет. Кроме того, каждому из этих терминов различные школы философии приписывают разные смыслы. Например, совершенно по-разному трактовалось «ощущение» – и как понятие, являющееся единственной исходной составляющей опыта, и как идея, которая является наследием низших форм животной жизни. Эстетические теории полны окаменелостей устаревших психологических теорий, поверх которых набросан мусор психологических дискуссий. А потому обсуждение психологического аспекта эстетики неизбежно.

Естественно, это обсуждение необходимо ограничить общими качествами человеческого вклада. В силу индивидуального интереса и установки художника, а также индивидуального характера каждого конкретного произведения искусства собственно личный вклад следует искать в самих произведениях искусства. Однако, несмотря на огромное разнообразие этих уникальных продуктов, всем нормальным индивидам свойственна общая конституция. У всех одинаковые руки, органы, размеры, органы чувств, ощущения и страсти, все питаются одной пищей, всем наносит урон одно и то же оружие, все подвержены одним и тем же заболеваниям, все лечатся одинаковыми лекарствами, греются и охлаждаются при одинаковых колебаниях климата.

Чтобы понять основные психологические факторы и защитить себя от ошибок ложных психологических теорий, которые привели к неразберихе в эстетических философиях, мы обратимся к нашим базовым принципам. Опыт определяется взаимодействием организма с окружающей средой, которая является как человеческой, так и физической, и включает в себя материалы, образованные традицией и институтами, а также локальным окружением. Организм