Шрифт:
Закладка:
Темнота окутала нас, когда мы спускались по каменным ступеням. Это было похоже на возвращение в прошлое, в прямом и переносном смысле. Здесь ничего не изменилось. Без сомнения, моя кровь, пот и моча все еще покрывали пол задней камеры.
Если я и надеялся, что Раваццани поместит меня в другую камеру, то эти надежды развеялись, когда мы продолжили путь к задней части. Садистский сукин сын. Я слышал, как мое сердце стучит в ушах, нарастающая паника звучала какофонией в моей голове.
Когда они втолкнули меня в знакомую камеру и отстегнули наручники, края моего зрения дрогнули. Они заперли меня и ушли, а я стоял там, один, утопая в воспоминаниях. Я метался, напоминая себе, что это не то же самое. Я не был скован и не истекал кровью. Я мог двигаться и дышать, не испытывая агонии.
Ничего не получалось. Нарастающая чернота грозила поглотить меня, вернуть в адскую яму.
Я должен был сохранять спокойствие. Прислонившись к камню, я отгородился от всего. Свои мысли, свое окружение. Я начал делать технику дыхания, которой Джиа научила меня во время нашей последней ночи вместе. Я втягивал воздух через нос, затем выдыхал, издавая тихий звук в горле. Я считал и продолжал, радуясь, что никто больше не видит и не слышит меня. Я не очень любил мистические практики и верования, но однажды это сработало. Может быть, сработает снова.
Минуты тянулись. Раваццани мог держать меня здесь так долго, как ему заблагорассудится, несомненно, надеясь, что это запустит меня в спираль воспоминаний. Чтобы помешать ему, я сосредоточился на своем дыхании и не думал ни о чем другом.
Когда металлическая дверь наконец открылась, я уже не потел, а сердце билось с нормальной скоростью. Я был готов встретиться с ним лицом к лицу.
Потом он стоял перед камерой, сняв пиджак и закатав рукава на предплечьях. Таким я запомнил его здесь, внизу; не бизнесменом, а человеком, готовым пытать и убивать.
— Ты, должно быть, желаешь смерти, — огрызнулся Раваццани. Марко стоял в стороне, сложив руки, с нечитаемым выражением лица.
— Как я уже сказал, пришло время все уладить.
— Значит, ты готов согласиться на все мои условия?
— То, что ты предложил, просто смехотворно.
Он ухмыльнулся.
— Тогда я не знаю, почему ты здесь, кроме как для того, чтобы покончить с жизнью. Возможно, ты скучал по моей темнице?
— Я готов сказать тебе, кто пытается убить твоего старшего сына.
Раваццани был абсолютно неподвижен. Я не был уверен, дышит ли он вообще. Было ясно, что он этого не ожидал. Информация была моей единственной картой, но я был готов разыграть ее ради Джии.
— Cazzata — Дерьмо, — прорычал он. — Ты тратишь мое время и выводишь меня из себя.
— Если ты убьешь меня, ты ничему не научишься.
Одна из его темных бровей высокомерно приподнялась.
— Я мог бы пытать тебя за это.
— Однажды ты уже постарался, а я все еще живу. Я никогда не скажу тебе, пока не получу то, что хочу.
— Возможно, я только разогревался.
— Не будь дураком. Ты знаешь, что это не сработает.
В его глазах вспыхнула чистая ненависть. Сжав челюсти, он оглянулся через плечо на Марко. Кузен Раваццани сказал:
— Почему мы должны тебе верить?
Я приподнял одну бровь.
— Я знаю, что Джулио Раваццани четыре раза менял свою личность. На него было совершено три покушения, последнее — в Амстердаме. Сейчас он находится в Малаге под именем Хавьер Мартин.
Раваццани подошел ближе к решетке, его голос был низким от ярости.
— Возможно, ты знаешь эту информацию, потому что именно ты пытаешься убить его.
— Это был не я. — Попытки были небрежными, выполненными дилетантами. Мои планы должен был осуществить профессионал, но я не собирался говорить об этом Раваццани.
— Но ты следишь за ним, даже после того, как я четко проинструктировал всех не делать этого.
— У меня много свободного времени, — сказал я, пожав плечами.
Он зарычал во все горло, и я знал, что если бы я не был за решеткой, он бы набросился на меня.
— Что ты хочешь в обмен?
— Я хочу получить твое слово, что все кончено. Я хочу возобновить свою жизнь и выйти из укрытия. Я хочу, чтобы мои дети были в безопасности.
— Ты похитили мою беременную жену, — рычал он. — Засунул ее в багажник и засунул ей в рот пистолет. Я должен застрелить тебя прямо здесь и сейчас.
Я поднял руку с отсутствующим кончиком пальца.
— Я заплатил за этот проступок много раз.
— И все равно этого недостаточно.
Я засунул руки в карманы и расслабил плечи.
— Ты должен знать, что мои братья находятся в Малаге. Если они не получат от меня вестей в течение часа, твой первенец умрет. — Пусть Раваццани верит, что в Испании меня ждут Вито и Массимо, а не Алессандро Риччи. Информацию о снайпере я пока оставлю при себе.
— Ты смеешь угрожать моему сыну? — Он практически прорычал это.
— Ты думаешь, я пришел сюда, чтобы нагнуться и позволить тебе трахнуть меня? — крикнул я в ответ. — Я ждал четыре года, чтобы сделать это!
— Скажи мне кто.
— Ты согласен? Прошлое забыто, и мы будем жить дальше?
Раваццани провел рукой по волосам — редкое проявление недовольства. Но его семья была его единственной слабостью. Это был мой единственный шанс.
— Я согласен, — рявкнул он. — Это забыто. Теперь расскажи мне.
— А я забираю Джию.
— Figlio un cane — Сукин сын! Не понимаешь, что пора завязывать, Д'Агостино.
— Я не прошу твоего одобрения. Я говорю тебе. — Мне было наплевать, согласится он или нет. — Джиа — моя.
Одна сторона его рта искривилась.
— Последнее, что я слышал, она жаждала отрезать тебе яйца и скормить их моим свиньям. Конечно, ты можешь попытаться взять ее. Но я бы на это не ставил.
Я завоюю ее. Другого выбора не было. Я не мог смириться с тем, что потерял ее навсегда.
Показывая на замок, я сказал:
— Выпусти меня отсюда.
— Сначала скажи мне, кто пытается убить моего сына.
Я покачал головой.
— Ты принимаешь меня за дурака? Ты можешь держать меня здесь взаперти после того, как получишь от меня то, что тебе нужно. Я скажу тебе, когда окажусь по ту сторону твоих ворот, из своего пуленепробиваемого автомобиля.
— Ты сомневаешься в