вовсе не кажется абсурдной, ибо мы уже не раз видели, как христианское и мусульманское духовенство вмешивалось в политику. Однако для этого необходимы определенные предпосылки, которых в древней Африке еще не было. Во-первых, если мы уверены в том, что религии Африки отражают ее культуру, так как они неотделимы от африканской действительности, у нас, напротив, мало данных о зависимости верований от территорий, где они возникли. В сходной с мифотворчеством недавней истории африканских «империй», как Гана, Сонгай[519] или Зимбабве, нет сведений об институте жречества в Африке, таком как в Иране или Месопотамии; впрочем, эта гипотеза кажется весьма сомнительной по той простой причине, что в Африке никогда не было государства-нации. А появившаяся в колониальную эпоху концепция, которая оказалась живучей и в постколониальные времена, возможно, подразумевает создание института духовенства, способного навязать религиозную этику для поддержания и укрепления своей власти, также, как мы это видели в Иране. Однако африканцы, согласно тем немногим сведениям, которыми мы располагаем, были великими переселенцами, а миграция населения вовсе не способствует созданию государства.

Кроме того, понятие «государство-нация» не только чуждо, но и противоречит африканскому духу, ибо основой доколониальной Африки были этнические группы, проповедовавшие различные культы. Главенствовала только одна концепция — этнос-религия. Как и в новейшей истории, этнические группы оформлялись в монархии, но монархи не нуждались в государстве, а духовенство — тем более. Этнические группы состояли из племен, и не было никаких предпосылок для того, чтобы прорицатели, колдуны, знахари и другие служители культа выступили за объединение верований в одну религию.

И последнее, само понятие «духовная власть» не мыслимо без разграничения материального и духовного начала, что неприемлемо для Африки. Унаследованные от греков категории картезианства[520] не нашли бы себе применения на «черном» континенте. Для африканца весь мир состоит из божественных созданий, начиная от рога соседского буйвола до муравья, от акации до гвоздя кузнеца; все предметы вокруг имеют душу, также как и, впрочем, невидимые духи.

Сенегальский поэт и фольклорист Бираго Диоп[521] воспевал высокую духовность африканских народов, часто обвиняемых в «фетишизме» и «дологическом инфантилизме»:

Прислушивайся почаще К вещам, так же как к живым существам, И до тебя донесется голос Огня и Воды, И ты будешь внимать плачу кустарника: Это стон наших предков. Умершие никуда не уходят от нас, Они прячутся в темноте, которая озаряется внезапно светом, А затем еще больше сгущается. Умершие не лежат в земле, Их вздохи распознаются в шуме листвы, Их стон раздается в лесном чаще, Они хоронятся в неподвижно застывшей воде, Они скрываются и в наших жилищах, и в плотной толпе. Ушедшие из жизни не умерли.

Если полномочия богов и колдунов четко определены (для проведения коллективных ритуалов или личных обрядов в целях исцеления), если сам вождь должен обращаться за советом к божеству по какому-то важному поводу, он становится лишь посредником и не приобретает особой духовной власти. Ни вождь, ни колдун не могут учредить новую веру или сформулировать какую-либо догму. «Вынужденная посредническая роль способствует усилению влияния на соплеменников, если божество, кроме всего прочего, ни с кем другим не хочет общаться».

«На ограниченном географическом или социальном пространстве ни один человек не может претендовать на исключительную власть, так же как ни одному божеству — и, соответственно, служителю культа — не дано право выносить решение в последней инстанции; и если один запрещает, то это не означает, что другой не может этого разрешить»[522]. В Африке (разумеется, ни в христианской и ни в мусульманской) нет высшей духовной власти, которая позволяла бы, в случае необходимости, определить, что такое абсолютное Добро и Зло, и это независимо от того, что все африканские верования прославляют жизнь во всех ее проявлениях, не оставляя ни малейшей лазейки для рогатого и мохнатого дьявола.

Согласно представлениям африканцев, человек является частицей Вселенной. Его вера незыблема и непоколебима. В своих отношениях с богами он может допустить ошибку, но никогда не совершает греха, ибо ему глубоко чуждо такое понятие, как первородный или индивидуальный грех. Ему не надо заботиться о спасении, ибо это дело богов, которые его окружают. Африканец похож на древнего грека: ни ангел, ни тем более черт. Человек хотя и смертен, но все же частица божественного начала. Как божество, он сродни антилопам, львам и змеям. В последнем сне он ощущает благовония, запахи плодов и слышит звериное рычание.

12

ИНДЕЙЦЫ ИЗ СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ,

ИЛИ РОДНАЯ ЗЕМЛЯ

История Нулька. О североамериканских индейцах и их культурах. Отрицание европейцами души у индейцев. Вера индейцев во вселенское братство и единение человека с природой. Оренда, или мистическая власть. О мире, как природном сосуде, в котором перемешалось естественное и сверхъестественное. Об отсутствии дьявола в индейских религиях.

Среди множества поверий коренных жителей Северной Америки есть одно, позволяющее получить представление об образе мышления индейцев. Это история одного юноши по имени Нульк, который однажды прогуливался по берегу озера со своей сестрой Маноной. Увидев нависшую над водной гладью лозу дикого винограда, он ухватился за нее и стал раскачиваться, словно на качелях. «Как здорово! Давай покатаемся вместе!» — предложил юноша. Манона последовала примеру брата. Внезапно лоза лопнула, не выдержав веса молодых людей, и девушка соскользнула в воду. Как раз в это время мимо проплывал Хозяин озера. Увидев Манону, он влюбился в нее с первого взгляда. А так как он был прекрасен, как и подобает богам, Манона не смогла остаться равнодушной и забыла обо всем на свете. Что же касается Нулька, то он никак не мог успокоиться после потери любимой сестры. Каждый день юноша приходил на берег озера, чтобы слезами облегчить душу. Увидев однажды брата, Манона всплыла на поверхность озера и попросила не горевать,