Шрифт:
Закладка:
У индейцев было достаточно времени, чтобы каждое племя имело свою самобытную культуру: столь полюбившиеся голливудским сценаристам и режиссерам лесные индейцы, пишет Рьедер, по характеру были скорее романтиками и отличались меньшей агрессивностью (победа над противником состояла для них в том, чтобы высвободить из плена раненого товарища) по сравнению со своими степными собратьями. Что же касается произведений искусства, то лесные индейцы увлекались орнаментами, в то время как степные племена отдавали предпочтение геометрическим формам[533].
Наконец, находясь в стороне от других мировых культур, индейцы создали свое собственное мировоззрение, не нуждавшееся в изменении, ибо на обширных изобиловавших дичью территориях жило не так уж много людей. Люсьен Леви-Брюль в своей работе «Первобытный менталитет» цитирует абзац книги «Связи иезуитов», появившейся в XVII веке, где рассказывается о первых контактах святых отцов с индейцами, проживавшими на востоке Северной Америки: «Надо полагать, что люди из племени ироки не способны рассуждать, как, например, китайцы или любые другие приобщенные к культуре народы, перед которыми открывается божественная истина... Ироки не умеют мыслить. Первое впечатление остается у них на всю последующую жизнь. Они не воспринимают самые веские доводы, к которым обычно прибегают богословы, чтобы убедить недоверчивых. Они называют ложью все неоспоримые для нас истины и верят только в то, что видят собственными глазами»[534].
В этом необычном высказывании нашло отражение истинное отношение западного мира к индейцам. В самом деле неверно утверждение, будто индейцы верили только своим глазам, что делало из них позитивистов[535] еще до возникновения письменности. «Индейцы племени хидатса из Северной Америки, — писал позднее Фрэзер[536], — верят в одушевленность каждого предмета окружающего их мира или, если быть более точным, в то, что у каждого предмета есть своя тень, которую они могут уважать, впрочем, не в равной степени. Например, тень тополя, самого высокого дерева в долине истоков Миссури, обладает, по мнению индейцев, разумом и может помочь им, если обратиться к ней по всем правилам с подобающим уважением; в то же время тени кустарника и трав не приносили, как они считали, никакой пользы».
Как видите, вопреки утверждениям иезуитов XVII века, у индейцев была своя вера, а те из них, кто еще не умер, продолжают, возможно, верить в невидимых духов. Вероятно, миссионеры прошлого не имели подготовки этнологов (тогда еще этнология не сформировалась как наука), а также, возможно, и опыта обращения в свою веру. Иезуиты мерили интеллект народов на свой аршин, считая, что основным критерием в оценке должна быть вера в догмы католической церкви. Однако, как утверждает все тот же Леви-Брюль, «осудив индейцев за неспособность рассуждать, миссионеры все же наделили, например гренландцев, простодушием и здравомыслием без способности строить умозаключения»[537]. Конечно, можно было бы задаться вопросом, что же это за здравомыслие без умозаключений, но рассмотрение данного вопроса выходит за рамки нашего исследования. И главное состояло в том, чтобы доказать: раз индейцы не воспринимали самое сложное из всех понятий, которое можно было бы постигнуть разумом, а именно то, что называется Богом, значит, они не обладали способностью мыслить.
Впрочем, так же как обитатели Африки, Океании и Азии, равно как кельты, греки, римляне и многие другие народы, североамериканские индейцы верили в «нечто» более конкретное, чем духи или «тени»: в божества в прямом смысле этого слова, похожие на те, которые можно найти в других религиях, однако все же не в «Великого духа», о ком прожужжали им все уши миссионеры. Племя хопис в Аризоне поклонялось божеству прорастания злаков по имени Миуинги, его сестре Тупавонг-тумси (из-за которой листва падала с деревьев), а также богу кустарников, огня и смерти Маса[538], и если у индейцев в штате Виргиния[539] Ахоне было божеством настолько высокого ранга, что его почитали исключительно мужчины, Койот у апачей и навахо отождествлялся с героическим trickster, освободившим Вселенную от отпрысков властителя океанской пучины, водного чудища Тиехолдсоди, создав тем самым условия для появления современного мира из пучины океана[540].
Как и во всех вышеперечисленных цивилизациях, божества выполняли двоякую роль, менявшуюся от племени к племени: тот же Койот, упоминавшийся как герой, считался противоположностью богов (однако не врагом) у калифорнийского племени маиду. Несмотря на то что у индейцев не было единой религии, у некоторых племен, в силу многообразия американского коренного населения, были общие божества, как, например, Большой Косматый Змей (особое перевоплощение мексиканского пернатого змея) у племен Новой Мексики пиут, моно, пима, юма и многих других, который, обитая в преисподней, властвовал над всем живущим на земле, включая животных и растения. Он мог принести человеку богатство, однако водить с ним дружбу считалось опасным делом[541].
Безусловно, в религиях индейцев, также как и у других народов, действовали злые духи, неся ответственность за определенные невзгоды и неприятности: не веривший в игру судьбы человек взваливал ответственность за необъяснимую или необъясненную «ошибку» на демона, одиноко живущего посреди лесной глуши или в зарослях кустарника. Таким злым духом для племени сиу было чудище Иуа, проглатывающее или калечащее людей и животных, порождающее болезни своим отравляющим дыханием и порой проносящееся над землей, как ураган[542].
Однако подобный тип демона не был достоянием одних только индейцев; он живет в легендах многих народов под другими именами и в разных обличьях. Его можно сравнить с Пеусом у тамилов, косматым трупоядным демоном, по ночам высасывающим кровь из трупов, а также с Псезполникой («Полуденной дамой») у сербов, спускающейся к людям во время уборки урожая. Она сводит с ума и отрезает серпом головы и конечности или же пролетает над полями, круша все на своем пути; это бог огня Страт у западных славян; это Кайя, превращающаяся в змею или дикого кабана, чтобы строить козни на островах Новая Британия в Тихом океане...
