Наконец, дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Дедушка Мороз.

– А вот и я! Заждались? – тонким срывающимся фальцетом закричал Дед Мороз.

В зале повисла тишина. Дети удивленно рассматривали тонкие ноги Деда Мороза в элегантных лодочках на невысоком каблуке, нелепо торчащие из-под полы красной шубы.

– Выпей, – прозвучал над головой скрипучий голос Зинаиды Григорьевны, и в нос ударил резкий запах домашнего коньяка.

Ядреная смесь самогона, кофе, лаврового листа и еще каких-то специй даже на стадии аромадегустации валила с ног.

– Нет, спасибо, – Олеся поморщилась, – не хочу. Сейчас домой пойду. Отосплюсь. А то перед утренником понервничала, ночью плохо спала.

– А давайте я выпью, – встрепенулся Дед Мороз, завороженно следя за колыхнувшейся в рюмке жидкостью.

Зинаида Григорьевна перевела мрачный взгляд на предложившего помощь собеседника. Ни слова не говоря, она громко выдохнула в сторону и опрокинула рюмку в рот.

– С тобой, Кузнецов, отдельный разговор будет, – пробормотала заведующая и шумно втянула воздух, закрыв лицо рукавом «шубы». – Зайдешь завтра…

– Не-е-е, Зинаида Ригорна, – помотал головой Кузнецов. – От сегодня и до конца красных дней в календаре меня не кантовать. Тем более что вы даже не поблагодарили за участие в утреннике.

– Что значит «не поблагодарила»? – Зинаида Григорьевна многозначительно кивнула на мокрый от растаявшего льда мешочек.

Пока заведующая демонстративно закручивала крышку на бутылке, глаза собеседника, казалось, закручивались вместе с оной. Последний проворот сопроводил внутренний стон израненной души Кузнецова. Провинившийся Дед Мороз окончательно понял, что в этом кабинете не дадут ни лекарство умирающему, ни кусок хлеба голодающему, ни тем более глоток «коньяка» страждущему. Резко поднявшись, он швырнул мокрый мешочек на стол и гордо вышел из кабинета.

– А теперь ты – звезда новогоднего марафона, – пробормотала Зинаида Григорьевна, забыв о сбежавшем Кузнецове. – Что значит «пойду домой – отосплюсь»? У нас вообще-то корпоратив. Присутствие обязательно.

– Зинаида Григорьевна, – взмолилась Олеся, прижимая ладони к сердцу. – Верите, настроение совсем не праздничное.

– Нет, вы посмотрите на нее, – взмахнула руками заведующая. – Настроение у нее не то. Что за барские замашки? А где дух коллективизма? Где общие идеи? И вообще, Снегурочка должна оставаться Снегурочкой до конца. А конец у нас когда? Когда коллектив скажет.

– Зинаида Григорьевна, – Олеся тяжело поднялась со стула, – это не обсуждается. Я – домой. Вы – как хотите.

Протопав к двери, Олеся мысленно просчитывала, что сейчас ей понадобится пять минут, чтобы переодеться, потом еще пять минут, чтобы попрощаться с коллективом, и можно идти домой. Конечно, это не лучший вариант – встречать Новый год в компании с телевизором, но сегодня ей действительно хотелось побыть одной. Погрустить о судьбе своей несчастной. Год был какой-то серый. Даже провожать его не хотелось.

«Вальс цветов» прозвучал сейчас особенно обидно. Плохое настроение, плохие воспоминания о прошедшем утреннике, и вдруг… Чайковский. Именно эта мелодия стояла у нее на телефоне. Развернувшись на каблуках, Олеся прошла к столу заведующей и, раскрыв сумку, залезла внутрь. В принципе, можно было и не отвечать. Ни от кого, кроме мамы, звонка она не ждала. Но и не ответить не могла. Потому что, если не ответить, мама будет названивать каждые пять минут. А потом еще и приедет. С дачи, куда они с папой уехали встречать Новый год. С нее станется.

Достав черные штаны с начесом, Олеся тяжело вздохнула и постаралась как можно незаметнее спрятать их за сумку. Следом вытащила косметичку, расческу, связку ключей. Естественно, мобильник попался под руку последним.

– Да, мам, – бросила в трубку, старательно изображая радость.

– У тебя уже закончился утренник? – многозначительно зашептала мама. – Ты еще успеешь собраться и приехать на дачу? Мы тебя ждем. И не только мы.

Голос мамы умолк. То есть Олеся должна была сама догадаться, что к маме в гости зашел «кто-то».

– Борюсик уже пришел, – не выдержав длительной паузы, прошептала мама. – Надеюсь, ты не заставишь парня ждать?

Мир рухнул. Вернее, рухнули ее планы мирно провести новогоднюю ночь. Если она сейчас поедет на дачу, значит, всю ночь мама будет рассказывать очередному соседу, какая идеальная у нее дочь. А то, что ее до тридцати лет никто замуж не взял, так это только потому, что девочка выбирает лучшего. Принца. И… О чудо! Зад именно этого Борюсика… Артемки… Сашка́… идеально подходит на трон. А следовательно, принц должен поторопиться сделать предложение до двенадцати ноль-ноль, иначе кастинг продолжится с другими кандидатами, очередь из коих уже толпится под окном.

– Не могу, – взяв себя в руки, сказала Олеся. Сказала как отрезала. Закрыла глаза и даже увидела жалобно-расстроенное лицо мамы. Сейчас начнутся паданья в обморок, приступы гипертонии, обострения всего, что есть в несчастном организме, доведенном до болезненного состояния неблагодарной дочерью. – У меня очень важное мероприятие. Корпоратив.

– Неужели корпоратив для тебя важнее моего здоровья? – пошла в наступление мама, но Олеся была готова к такой постановке вопроса.

– Мам, сегодня никак, – притворно-ласково повторила она. – Вот Зинаида Григорьевна рядом стоит. Говорит, что я незаменима. Никто больше не сможет сыграть Снегурочку. Так что извини. Ничего личного, просто работа.

Олеся нажала отбой и посмотрела на изумленно застывшую заведующую.

– Ну если уж я стала врагом номер один в глазах твоей мамы, то хотя бы в качестве компенсации ты должна поснегурить на корпоративе. Теперь это не обсуждается от слова «совсем».

Корпоратив шел своим чередом. Отпоздравляв положенное, Олеся незаметно перевела взгляд на мобильник. Девятнадцать тридцать. Уже пора и по домам расходиться. Всех ждут семьи. Но компания воспитателей, нянь и обслуживающего персонала садика, кажется, совсем забыла о времени. «Им-то можно», – чуть не плача, думала Олеся. Почти все живут в этом районе. Им не надо, как ей, тащиться в другой конец города.

– А вы слышали последнюю новость, – положив подбородок на согнутую в локте руку, рассказывала тучная нянечка Тамара Николаевна. – Вчера, говорят, по местному каналу показывали, что в городе появилась банда. Вечером, в темном переулке подходит к прохожему ребенок. Плачет. Говорит, что дотянуться до звонка в квартиру не может. А мама в дальней комнате не слышит, когда он стучит. Просит проводить и позвонить в дверь. А потом выскакивают молодчики и затаскивают в квартиру. Вот дожили-то. Уже и детей в банду привлекают.

Новость тут же принялись бурно обсуждать. Олеся совсем сникла. Тридцать первое декабря. Если она через десять минут не выйдет, то об автобусе можно забыть. Ладно, раз выбора нет, придется действовать радикально.

– Ну все, девочки, – изобразив на лице счастливую улыбку, Олеся поднялась со стула. – Кто куда, а я в люлю. Глаза слипаются.

Гул недовольных женских голосов стал своеобразным ускорительным пинком. Выскочив из кабинета заведующей, Олеся растерянно остановилась. Ее