Шрифт:
Закладка:
Голос сознания произносит одно: «Не лги самому себе».
Не послушал бы, конечно же нет. Желание обдурить короля, прибрать к рукам власть и потом избавиться от Парламента – он метил дальше, чем просто Ост– и Вест-Индская торговая компания. Не родился в семье монарха? Что ж, он мог бы и завоевать власть. Но ставка оказалась слишком высока, а тот, с кем он решился сыграть – умелым и терпеливым противником.
Бентлей слышит приглушённый всплеск воды и вновь открывает глаза. Он оборачивается, чтобы увидеть то, что отвлекает его от самоистязания. Но ничего не происходит. Только от воды во все стороны расходятся круги. Как побитая жизнью собака, он подползает к самому краю озера. Может, если Пабло закинул его в прошлое, ему удастся хотя бы воспользоваться происходящим себе на пользу. Кеннет тянется ладонью, чтобы зачерпнуть воды, но останавливается, так и не коснувшись глади даже кончиками пальцев. От того, что он видит, сердце сжимается до размеров маленького мраморного шарика, которыми они играли с сестрой в детстве, стараясь выбить ряд.
По ту сторону Моргана. Смотрится в воду, а может, в него самого, как в зеркало. На ней нет того странного кожаного плаща, испачканного и затёртого до серых пятен. Лицо не выглядит таким уж уставшим. Даже измученной она была по-своему красива. Несчастье не украло у неё решимости. А вот любовь обворовала, не оставив ничего от прежней жёсткости. У Морганы, которую он знал, хватило бы духу его убить. У Морганы, которая шептала, что любит его, заставляя живые трупы гореть, осталось только милосердие. В первую встречу она могла убить его, но не стала. В последнюю она поступила так же.
– Прости… Я знаю, ты хотела как лучше. Я не услышал. И теперь жалею. Смотри, я больше не убью никого из своей прихоти. Обещаю.
Мужская рука с обгрызанными ногтями ложится на плечо капитана О'Райли. В отражении появляется ещё один человек. Капюшон скрывает его лицо, виден лишь обгоревший, покрытый шрамами подбородок, и тонкие губы шевелятся, произнося слова, которые Кеннет не слышит. Моргана перекидывает косу, поднимается на ноги. Бентлею становится трудно дышать. Волнение сдавливает грудь.
Чёртов Пабло!
Чёрные капли падают в чистую воду. О'Райли снова от него уходит. В отражении остаётся лишь он сам с перепачканным носом и губами. Найти человека с изуродованным подбородком, пожалуй, уже попроще.
* * *
Схватить Пабло за руку Джеффри не успевает. Лорд Кеннет исчезает быстрее. От него не остаётся ни туфель, ни трости, ни треуголки – собственно, ничего, что Корморэнту в нём хотя бы нравится. Бентлей тот ещё морской ёж за шиворотом, но капитан совершенно точно не хотел, чтобы его распылили, не оставив и мокрого места.
– Пабло! Какого черта? Да мы же… Да ты же его знаешь! Он по-другому не может!
И хотя от лорда ожидалось приемлемое поведение благовоспитанного человека, Джеффри может понять его нетерпение и несдержанность. Наверное, если бы Корморэнт сам искал дорогого ему человека, тот тоже не находил бы подходящих слов. Безусловно, он бы даже ругался, чего не делает Бентлей. Но у самого Джеффри на уме была бы только брань. Он смотрит на место, где ещё несколько мгновений назад стоял лорд Кеннет.
Однако возмущение Корморэнта вызывает далеко не исчезновение Бентлея:
– То есть… То есть всё то время, что я торчал тут с тобой, ты мог меня отправить обратно к нормальным людям, не моргнув своими слепыми глазами? Точнее, куда ты его дел?!
Старик перекладывает корявый посох из одной руки в другую.
– Выпьем чаю, сынок.
От этих слов Корморэнта передёргивает.
Он помнит этот «чай» из сушёных и перетёртых кореньев и листьев, который приходилось пить только холодным, иначе глиняные чашки разваливались в руках. Горячим его было возможно хотя бы залить в рот, остывшим «чай» был уж совсем омерзительным. За столько времени Пабло вряд ли улучшил рецепт, его явно всё устраивает. Но Джеффри не противится.
За стариком он подходит к верёвочной лестнице. Пабло вручает ему свой посох, после чего ловко, как и прежде, взбирается под покосившуюся крышу. Привычно Корморэнт передаёт ему палку и сам поднимается. В этом доме на дереве всё ещё осталась его лежанка и сваленные на ней старые тряпки, хотя Джеффри замечает и парочку новых сундуков. Он и раньше не задавался вопросом, как всё это Пабло сюда натащил, не задаётся и сейчас. Только получив в руки уже деревянное подобие чашки, радуется.
– Лорду Кеннету нужно побыть один на один со своим прошлым, настоящим и будущим. Разобраться и подумать. Полезно думать. Мысли могут умные прийти. – Пабло прислоняет посох к стене. Берёт котелок – тот самый, что Корморэнт тогда выловил из обломков корабля, – и наливает Джеффри полную чашку мутного чая. Затем наливает столько же себе и садится на единственный стул – косой, треногий и с отломанной спинкой.
Джеффри, держа двумя руками чашку, опускается на лежанку и скрещивает ноги.
– Как это? Что ты с ним сделал? Если бы Моргана была жива, она бы тебя… – убила. Вряд ли можно ещё раз убить мёртвого, но всё же.
Хотя Джеффри так и не понял, правда ли Пабло мёртв, ведь он не может, в отличие от того же мертвеца-Кеннета, проходить сквозь предметы. Но пару раз он видел, как Пабло растворяется в воздухе, а потом появляется в самых неожиданных местах, когда его не ждёшь.
– Бесспорно, проклятье, которое наложил на Сферу Галей, было сильным. Он всегда был чрезмерен в своих начинаниях, как… – Пабло делает глоток чая, довольно улыбается.
– Как Кеннет?
– Как лорд. И как капитан О'Райли. Галей постарался больше всех, когда сотворил артефакт, в который позже заточил свою силу и душу, распылив её до состояния магической материи. Сейчас тебе трудно, сынок, понять это. Но когда я выловил тебя на берегу с тем твоим огрызком карты, мне казалось, не надо разъяснять.
Джеффри заглядывает к себе в чашку, пар тянет ему в лицо. Пить он это не решается. Фляга на поясе пуста, в ней нет спасительного рома.
– Но ты мог меня отправить к людям, да? Так почему не отправил?
Пабло прихлёбывает.
– Разве тогда бы ты узнал то, что знаешь? Встретился бы с ними, – старик кивает в сторону. – Подумай, ведь разве не такой жизни ты желал? Приключения, – Пабло смеётся, – все самые приятные моменты.
– Так и скажи, что тебе было одиноко без людей и ты не хотел упускать шанс