"Вот ты где".

"А вот и я", — поет она, одаривая меня улыбкой, прежде чем нанести бальзам для губ с запахом леденцов.

Как акула, почуявшая кровь, я ощущаю опасный голод, который необходимо утолить. Я сглатываю. "Я подумал, что ты, возможно, пропала. Или, может, чайка прилетела и унесла тебя".

"Я бы не стала этого исключать". Она возвращает крышку на тюбик и кладет его обратно в сумку. "Ты в порядке? Хороший день?"

"Самый приятный".

Мы улыбаемся друг другу, и ее слова, сказанные в тот вечер в бассейне, витают в воздухе. Мне невероятно повезло, что мне выпал такой день, как сегодня, и еще больше, что я смог провести один день с Элизой вдали от всего. Этого никогда не будет достаточно, но это уже что-то.

"Хотела бы я сказать, что помогла спланировать это, но оказалось, что я не единственная, кто грустит, что ты уезжаешь".

"Хм, а это точно не в честь моего отъезда?"

"Уверена". Она делает шаг вперед, как раз когда набегает сильная волна, и я протягиваю руку, чтобы поймать ее. Она краснеет, выпрямляется и заправляет прядь волос за ухо. В этот момент я замечаю крошечную полоску крема от солнца на ее скуле.

"Немного промахнулась". Я кладу руку на ее лицо и нежно провожу большим пальцем по щеке. Ее грудь вздымается и опускается чуть быстрее, а глаза становятся широкими и полными, словно в них заключена вся Вселенная. Никто из нас не двигается. Только тогда я понимаю, что мы одни.

Губы жадные. Руки в отчаянии. Я поднимаю ее на кровать, мои бедра прижимаются к ее. Тяну, трогаю, пробую на вкус. Кожа против кожи. Маленькие вздохи у моего рта. Наши миры наконец-то столкнулись, и ничто уже не будет прежним.

Все. Она и есть все.

Нежные руки на моей шее притягивают меня к себе. Не отрываясь от ее губ, я наступаю на выступ, а затем оказываюсь над ней. Карабкаюсь дальше. Наши голодные поцелуи заставляют меня жаждать большего. Как моряк, вернувшийся домой к любимому блюду и осознавший, что все, что он пробовал до сих пор, было безвкусным, пустым, черствым, и что вещи, без которых, как он думал, он мог бы прожить, на самом деле являются той самой причиной, по которой он хочет жить, — ничто не сможет насытить меня. Даже когда я поглощу все до последнего кусочка, я все равно захочу еще.

Ее ноги обхватывают меня, требуя прижаться ближе. Мои губы пылко исследуют ее шею, не обращая внимания на хихикающие предупреждения о креме для загара и задерживающейся на ее коже морской соли. Мне все равно; мне нужно целовать все. Поклоняться всему. Она снова притягивает меня к своим губам. Всего несколько секунд без них, и я уже соскучился по ним.

Тела двигаются вместе, тихие стоны становятся громче. Смелее. Более настойчивыми. Грудь больше не может оставаться без внимания. Ткань оттягивается в сторону. Красивые, розовые, упругие соски просят, чтобы их попробовали. Ее тело извивается, пальцы выгибаются, а ноги подтягиваются, беззвучно крича: "Дай мне больше!". И я даю.

Любопытные руки сквозь плотную ткань обхватывают самую твердую часть меня. Поцелуи прерываются, чтобы мы могли отдышаться. Когда я дышал в последний раз? Какая разница — теперь она мой кислород. Опасная улыбка уходит в поцелуй, но она заразительна. Пояс на талии затягивается, и ее пальцы берут в руки мой…"

Дверь захлопнулась. Сердце застряло в горле. Легкие задыхаются, когда мы смотрим на дверь. Никого. Но кто-то был. Паника. Поцелуем убираю страх с ее лба между обещаниями: "Однажды… я увезу тебя… куда-нибудь в уединенное место… и заставлю кончить… за каждый раз… что нам мешали…"

Мы шаркаем к краю кровати. Я слезаю с нее, но она не следует за мной. Ее глаза смотрят на меня, больше не радуясь.

"Я найду их, не дам им рассказать…"

Она качает головой.

Что угодно — я сделаю все, чтобы она снова была счастлива.

"Когда мы выйдем отсюда, я снова потеряю тебя". Стремление вернуться на палубу выше исчезает за долю секунды. "Я только нашла тебя". Ее голос слаб.

У меня болит горло и щиплет глаза. Я обнимаю и целую ее, чувствуя, как во мне бушует всепоглощающее чувство. "Ты никогда не сможешь потерять меня".

Одна-единственная слезинка на ее идеальном лице протестует против моего утешения.

"Я знаю, сверчок. Но это не навсегда. Давай возьмем сегодняшний день. Мы должны дать себе один день".

Ее руки крепко обхватывают меня, ее лицо зарывается в мою шею. "Сегодня".

Я выхожу первым, чтобы проверить, не шепчутся ли вокруг о пикантном открытии, но все слишком заняты своими развлечениями, чтобы даже заметить наше исчезновение. Вскоре после этого Элиза робко присаживается на большой мягкий лежак рядом со мной, но не рядом, прячась за несколькими другими телами, давая понять, что хочет быть незаметной.

Мы можем дать себе волю сегодня, но нам еще нужно подумать о завтрашнем дне.

Люди здесь — стервятники для сплетен, суют нос во все, что только можно, лишь бы отвлечься от небытия, которое возникает после долгого пребывания в море. А из-за того, что я стал здесь неуловимым занудой, сплетни будут привлекать всеобщее внимание. Меня это не волнует — я уеду, и если люди хотят тратить время на домыслы, то так тому и быть. Но меня волнует Элиза. Именно она будет страдать от непрекращающегося шквала вопросов. Косые взгляды. Подглядывания со стороны мерзавцев, которые думают, что знают, какая она в постели, потому что слышали от друга друга друга, что у меня какой-то нездоровый аппетит на что-то конкретное, что может дать мне только она. Я совсем не хочу, чтобы она столкнулась с этим, особенно одна, поэтому мы должны быть осторожны.

Я успеваю заметить покраснение, которое оставили на ее шее неровности от моих губ. Прежде чем я успеваю привлечь ее внимание, Валентина, никогда не отличавшаяся тактильностью, тянется к Элизе и откидывает ее волосы вперед, чтобы прикрыть их.

Стыдливая, но благодарная полуулыбка, которой они поделились между собой, и строгий взгляд в мою сторону, предупреждающий о необходимости быть осторожнее, — все, что мне нужно, чтобы знать, что наш секрет в безопасности. Валентина снова прижимается к Софи и кивает Элизе — то, чего она с таким трудом добилась. Шестеренки начинают вращаться. В ночь вечеринки Тома на нее часто бросали предостерегающие взгляды, и я не мог понять, почему. Может быть, ее первый