Он мчал на восход, щурясь на яркий свет. Чтобы не думать о крови и смоле на голове Дианы, безвольно упавшей на его грудь, он вспоминал их прогулку по пляжу. Как они говорили о детстве. Как Диана бегала наперегонки с волнами. Как он застыл, зачарованный красотой ее лодыжек.

– Мы скоро приедем, – повторил он, чувствуя, что глаза жжет, но дело вовсе не в солнце.

Скупая слеза слетела со щеки, унесенная ветром, а потом Кай резко остановил коня. Прямо посреди дороги, буквально из ниоткуда, вырос уже знакомый старик в лохмотьях. Каю удалось остановиться в шаге от него, но тот даже не дернулся.

В руках его был посох, в седых растрепанных волосах путались лучи рассветного солнца, а лица было не видно, как в их первую встречу в лесу. Только сейчас Кай понял, в чем дело, – его лицо и было светом. Чистым, ослепляющим.

– Как ты здесь оказался? – хрипло спросил Кай старика, догадываясь, кто перед ним.

Он спешился, бережно снял Диану с коня и уложил на высушенную траву у края дороги.

– Люблю рассвет, – старик повторил те же слова, что и в первую встречу. – Диана едва дышит. Отдай ее мне.

Вместо ответа Кай обнажил клинки и направил на него.

– Хочешь, чтобы она умерла?

– Аполлон, – прорычал Кай.

Ярость ударила в голову с новой силой. Солнечный божок явно глумился над ним. Он заставил Диану испытать столько боли, оставаясь в стороне, игнорируя ее молитвы, чтобы сейчас снизойти с небес и протянуть к ней свои руки. И вместо того, чтобы исцелить ее, он продолжал играть в свои жестокие игры.

– Ты не заберешь ее у меня. Проваливай!

– Смеешь приказывать богу солнца? – Аполлон засмеялся как сумасшедший. – Ты меня разозлил, мальчишка!

Он взмахнул руками, и его окутало ослепительное сияние. А спустя мгновение перед Каем стоял самый прекрасный из юношей, которого ему только доводилось видеть. Высокий и атлетичный, с сияющей кожей и золотистыми волосами, которые удерживал тонкий обруч. Он был крупнее любого соперника, с которым доводилось сражаться Каю.

Полные губы кривила высокомерная усмешка, в руках он сжимал золотую спату [24].

Кай покрепче перехватил рукоятки гладиусов. Он не отдаст Диану солнечному выскочке. Будет биться с ним до последней капли крови, но не отступится от своей любви.

Аполлон ударил без предупреждения. Он обрушился на него как неукротимый шторм, и Каю едва удавалось устоять на ногах и отражать удары. Он даже помыслить не мог о том, чтобы самому ударить – все силы уходили на то, чтобы не позволить разъяренному богу разрубить себя на куски.

Тот сражался настолько искусно и ловко, что Кай несколько раз едва не лишился головы. Впервые ему пришлось биться с соперником, который был быстрее, сильнее и ловчее, чем он. Удары сыпались на него градом. Спата Аполлона была гораздо длиннее его мечей, и это не позволяло Каю приблизиться для удара.

– Слабак! – рассмеялся Аполлон, срезая кусок кожи с его левой руки. – Все, что ты можешь, – только осыпать проклятьями безмолвных идолов.

Он откровенно играл с Каем, нанося ему легкие раны, снова и снова пуская кровь из его измученного тела, но не спеша убивать. Хотя Кай уже догадался, что мог бы. Одна оплошность, и золотая спата пробьет его насквозь.

– Ты жалок! Ты ничего не можешь против меня! – взревел Аполлон, вспарывая лезвием кожу на бедре Кая и выбивая меч из левой руки. – Я сражаюсь вполсилы, а ты уже едва дышишь! Но я буду убивать тебя медленно.

Он крутанул в руках свой золотой меч, ослепив гладиатора. Кай перекатился в сторону, вслепую нашарив рукой гладиус. Аполлон ударил его ногой в лицо, разбив нос и губу.

– Ты отрекся от своей родины, от своих богов, северянин. Ты совсем один, – насмехался Аполлон, кружа вокруг Кая. – И ты рассчитывал украсть у меня Диану? Я сделаю ее своим оракулом, а тебя сотру в пыль.

Кай хотел ответить, но не смог – Аполлон пнул его в грудь, выбивая из легких воздух. Кай снова перекатился в сторону, слепо шаря руками и пытаясь встать. Сил почти не осталось. И только упрямство, за которое его так часто бранил в детстве отец, не позволяло сдаться окончательно.

А потом пророкотал гром, и молния рассекла ясное небо. Порыв ледяного, обжигающего кожу ветра принес запах морской соли. Аполлон замер от неожиданности, а Кай с изумлением обнаружил, что к нему вернулось зрение.

На поляне из воздуха возник мужчина. Кай открыл рот в немом ужасе – он не думал, что когда-нибудь сможет вживую увидеть своего бога севера. Но это точно был он. Именно так его представляли и рисовали жрецы. На нем была одежда и оружие с родины Кая, а в глазах плескался северный шторм.

– Как смеешь ты, бог солнца, драться настолько бесчестно со смертным? Твоя спата вдвое длиннее его меча.

– Ты не на своей земле! – закричал Аполлон.

– И тебе повезло, что я не могу с тобой сразиться здесь, – насмешливо пророкотал бог севера. – Но я вправе помочь Каю.

Он взмахнул рукой, и Кай ощутил, как его наполняет жизненная сила. Раны не исчезли, продолжая кровоточить и болеть, но зрение стало ясным, а мышцы будто окрепли. Кай встал и с изумлением обнаружил в руке меч своего бога.

Длинный черный клинок с вычерченными на его родном языке символами.

– Разбей золото Рима, – кивнул северный бог Каю и отошел в сторону.

Аполлон, не дожидаясь нападения, первым бросился на Кая, но гладиатор увернулся. В этот раз быстрее, чем раньше. Кай скрестил свой клинок с золотой спатой, высекая из металла искры.

– Если мой смертный прольет хоть каплю твоей божественной крови, ты проиграешь, Аполлон, – взвыл ураганом Северянин.

– Не бывать этому даже с твоим мечом! – рыкнул Аполлон, понимая, что Кай все равно не может тягаться с ним в силе. – Но, так и быть, я согласен на эту сделку. – Аполлон ловко отбил очередную атаку и задел грудь гладиатора спатой, вспарывая плоть.

Послышался хлопок, и на поляне появилась женщина. В ее волосах был венок, а в правой руке золотая пальмовая ветвь.

– Виктория [25], ты что здесь забыла? – прошипел Аполлон, сражаясь с Каем, но поглядывая на богов рядом.

– Я богиня победы, Аполлон, – голос Виктории был исполнен сарказма. – И я прослежу за честностью сделки. Прольется твоя кровь – смертные уедут, и никто им не помешает. Убьешь смертного, – Виктория прищурилась, осматривая бога севера, – и Северянин больше не появится на нашей