Шрифт:
Закладка:
Обвинение с большим вниманием остановилось на допросе лиц, способных сообщить информацию о телесных повреждениях Мэри Фэйган — для этого были допрошены не только врачи Клод Смит, Харт и Харрис, непосредственно проводившие аутопсию и судебно-химическую экспертизу, но и владелец похоронной компании Гризлинг, который являлся частным лицом и имел к делу отношение опосредованное.
В процессе допросов врачей был затронут широкий круг вопросов, которые впоследствии защита Лео Франка могла бы использовать для оспаривания официальной версии. Можно сказать, что в каком-то смысле Дорси сработал тут на упреждение. В частности, он поднял вопрос о возможном травмировании девочки дубинкой, найденной МакУортом 15 мая в холле фабричного здания. Доктор Харрис выразил сомнение в том, что травма головы Мэри Фэйхан могла последовать от удара этой дубинкой или предметом, на неё похожим. Тщательно был обсуждён вопрос о времени наступления смерти девочки и точности привязки момента смерти к состоянию пищи в желудке. Врачи всё хорошо объяснили, указали на важность таких параметров, как кислотность желудочного сока и количество грубой клетчатки в пище и доктор Харрис уверенно ограничил момент наступления смерти получасом после последнего приёма пищи. Для пущей убедительности он даже передал пробирку с содержимым желудка Мэри Фэйхан, которая была предъявлена присяжным, дабы те могли самостоятельно убедиться в том, что капуста и хлеб практически не подверглись перевариванию.
Во время допроса доктора Харта последнему стало плохо [не забываем про исключительную жару в Атланте]. Допрос был прерван и продолжен через неделю, когда доктор почувствовал себя лучше.
3 августа последовала ещё одна неприятная для стороны обвинения сцена, если эпитет «неприятная» может быть употреблён к судебной перебранке. Началось всё с того, что Дорси пожелал допросить Начальника Департамента полиции Атланты Джеймса Биверса (James L. Beavers) и это вызвало неожиданно резкую реакции защиты. Адвокаты попыталась помешать допросу на том основании, что Биверс ранее входил ненадолго в зал суда, а сие, как известно, является нарушением судебной процедуры [свидетели до момента их вызова судьёй не должны входить в зал судебных заседаний]. Скандал этот выглядит совершенно пустячным, поскольку Биверс к расследованию убийства Мэри Фэйхан имел отношение минимальное — по этой причине в этом очерке его фамилия практически не упоминается. У Биверса весной и летом 1913 г. имелась масса других серьёзных проблем, его карьера висела на волоске и в той обстановке Биверсу до расследования скандального убийства дела не было никакого. В этом отношении его подчиненный Ньюпорт Лэнфорд был связан с расследованием убийства намного крепче. Совершенно непонятно, зачем Дорси решил вызвать в качестве свидетеля обвинения именно Биверса, но его заявка вызвала у защиты прямо-таки взрыв эмоций.
Судье Роану пришлось принимать довольно спорное решение, согласно которому Биверс может быть допущен для дачи показаний. Самое смешное заключается в том, что препирательство вокруг его показаний не стоило и выеденного яйца, поскольку Биверс дал очень нейтральные показания, из тех, о которых можно сказать «ни о чём». Он рассказал, как приезжал на карандашную фабрику и видел там капли крови на 2-м этаже, самое большое из которых было «размером с четвертак», то есть монету в четверть доллара [примерно 20 мм. диаметром]. Более ничего дельного он о расследовании сказать не мог и даже дату собственного посещения карандашной фабрики Начальник полиции помнил нетвёрдо, по его мнению, он там побывал то ли в понедельник 28 апреля, то ли во вторник.
Но склока по поводу допроса Биверса показала, что обе стороны — обвинение и защита — очень напряжены и «заточены» на острый конфликт.
В тот же день последовали допросы куда более важные, нежели в случае с Биверсом, и в эмоциональном отношении крайне непростые. Сначала свидетельское место заняла мать убитой девочки, которая рассказала о событиях последнего дня её жизни и провела опознание представленных улик — платья, в котором была найдена Мэри Фэйхан, и её шляпки. В этом месте невозможно удержаться от мелочного уточнения — шляпка, которую представили суду в качестве улики [как принадлежавшую убитой девочке], имела синюю ленту и бутоньерку, между тем из показаний полицейских нам известно, что шляпка, найденная в подвале карандашной фабрики не имела ни ленты, ни каких-либо других украшений. Кто и для чего занимался «украшательством» шляпки и была ли это действительно шляпка, найденная в подвале — мы сейчас сказать не можем. Оставим эту деталь без комментариев.
Другим довольно напряженным эпизодом того дня стал допрос Джона Эппса, того самого подростка, который ехал с Мэри Фэйхан в одном трамвае. Причём сам Джонни никакого особенного волнения, по-видимому, не испытывал и наслаждался всеобщим вниманием к собственной персоне. Держался он довольно раскованно и говорил даже то, о чём его не спрашивали, в частности, Эппс заверил суд, будто умеет определять время по тени солнца, закрывая один из глаз. Такая вот детско-юношеская непосредственность! По существу же, показания подростка были очень грустными, ведь он являлся одним из последних, видевших Мэри Фэйхан живой. Закончил он свои показания рассказом о том, как договорился встретиться с Мэри в 2 часа пополудни часов возле аптеки Элкина (Elkin), там он её ждал до 16 часов, а потом ушёл смотреть игру в мяч.
И наконец, в тот же день начался ещё один важный и напряженный допрос свидетеля обвинения. Свидетельское место занял Ньют Ли — один из самых убедительных кандидатов на роль убийцы или соучастника убийства [наряду с Джимом Конли и обвиняемым Лео Франком].
Вверху: допрос Ньюта Ли солиситором Хьюгом Дорси во второй половине дня 3 августа 1913 года. Внизу: та же фотография, приведенная в газете с указанием некоторых из запечатленных лиц. Цифрами обозначены: 1 — подсудимый Лео Франк; 2 — Люсиль Селиг Франк, жена подсудимого; 3 — миссис Рэй Франк, мать подсудимого; 4 — адвокат Рубен Арнольд; 5 — адвокат Лютер Россер; 6 — солиситор Дорси, главный обвинитель; 7 — Фрэнк Хупер, помощник обвинителя; 8 — судья Роан; 9 — Ньют Ли, свидетель обвинения.
Никаких сюрпризов допрос Ньюта Ли не принёс, что следует признать ожидаемым. Если в этом деле что-то и выглядело незыблемым и несомненным — так это показания ночного сторожа. Ньют Ли отбил все подозрения в свой адрес во время предварительного расследования и можно было не сомневаться в том, что и в суде он не отступится от сказанного ранее и опрометчивых оговорок не допустит. Так и вышло! Несмотря на свой угрожающий [если не сказать бандитский] вид, Ньют Ли сумел убедить