— У меня нет целлюлита, — произношу сквозь зубы.

— Да? — Оля многозначительно разглядывает мои бёдра. — Ну ладненько. Мам, кстати, ты в курсе, что меня повышают осенью? Теперь буду финансовым директором.

Усмехаюсь про себя.

Оля работает в холдинге у отца, так что её повышение для меня неудивительно. Лёня трудится там же. Их тринадцатилетний сын Кирилл учится в элитной частной школе.

Идеальная дочь и её идеальный муж. Идеальная семья.

Не то что я с Даней.

Оставшуюся часть дня пытаюсь раствориться в воздухе и избежать всяческих вопросов. А еще трясусь, что дети ляпнут что-то вроде того — «папа уже давно не живет дома». Слава богу, они настолько заняты качелями и спортивным комплексом во дворе у родителей, что крайне редко появляются за столом. Богдан ведет себя естественно. Свободно общается с папой и Лёней.

После того как десерт съеден, объявляю, что мы уезжаем. Муж понимает мои слова правильно и выходит следом.

Сестра, прощаясь целует воздух рядом с моим лицом и обнимает детей. Богдана же, как обычно, игнорирует. Муж на это реагирует стандартно — насмешливым выражением лица.

Когда мы вчетвером оказываемся в машине, Маша с Ваней сразу врубают наушники и каждый уставляется в свой телефон, а я отворачиваюсь к окну.

— Прости, что тебе пришлось сюда приехать сегодня, — произношу тихо. — Тебе папа позвонил?

— Да, — Богдан кивает и поочередно закатывает рукава черной рубашки. — Попросил привезти уголь для барбекю, который сам забыл купить. А я ничего и не знаю о сходке венценосного клана Шацких.

Его голос звучит спокойно, но в последнем предложении слишком много обвиняющих нот, поэтому я чуть-чуть импульсивно развожу руками.

— Решила тебя не беспокоить, Богдан, — признаюсь честно.

— Я заметил, — муж кивает и тяжело вздыхает, рассматривая мои колени и переводя странный взгляд выше. — Что это с тобой?

Оставляю его вопрос без ответа. Украдкой наблюдаю, как он управляет автомобилем.

За эту неделю, которую мы не виделись впервые за десять лет нашего брака, мой Богдан будто бы и не изменился. Его плечи привычно широкие, а руки, обхватывающие руль, сильные, на лице обычная стильная небритость, глаза сужены, лоб нахмурен, а скулы чуть побагровели.

Он красив. Это вижу я.

Да боже мой.

Это видят все девушки, с которыми он встречается. Внутренности опаляет ревность, которую я выталкиваю с помощью силы воли.

Хочется, чтобы мы добирались подольше, но в субботу вечером на дорогах совсем мало машин. Это немного злит. Хочется задать мужу миллион вопросов.

Отдохнул ли он уже от меня?

Собирается ли возвращаться домой?

Как мне быть, чтобы больше никогда не услышать того, что я уже услышала?

Наверное, я труслива, потому что эти вопросы так и остаются в моем сознании, а я невозмутимо глазею прямо перед собой.

Подъехав к дому, дети сразу прощаются с отцом и бегут на крыльцо. Хватаюсь за ручку на двери, не глядя на Богдана, и холодно прощаюсь: — Спасибо, что довёз. Пока.

Не успеваю открыть дверь, как руку обжигают горячие пальцы.

— Да что с тобой? — повторяет Богдан.

Перевожу взгляд на его ладонь и усмехаюсь. Да простит меня Вера, я элементарно не в состоянии сдерживаться.

— Боюсь тебя за*бать еще больше, — легкомысленно пожимаю плечами. Стараюсь улыбаться, но лицо превращается в нелепую гримасу.

Богдан качает головой.

— Я перегнул палку, — произносит, блуждая по моему лицу внимательными глазами. Словно пытается разгадать. — Я не должен был в таком ключе с тобой разговаривать. Прости, Ян.

Предательские слезы застилают глаза, чтобы не выглядеть жалкой пытаюсь вырвать руку, но не могу противостоять его мужской силе.

— Пусти, — говорю сдавленно.

— Прости, — повторяет он еще раз хрипло, тянет запястье на себя и обвивает второй рукой плечи. Крепко обнимает, так что дышать нечем.

Глухо всхлипываю ему в грудь и пытаюсь освободиться. В нос проникает знакомый запах родного для меня человека.

Вместо того чтобы поддаться и отпустить, Богдан крепко обхватывает затылок и затыкает мои рыдания поцелуем.

Глава 8. Яна

— Твои игры со мной слишком жестоки, Богдан, — шепчу, предоставляя ему доступ к своей шее. Настойчивые руки проникают под платье.

Я скучала, поэтому ладонями обхватываю его голову и перебираю ёжик из жестких волос между пальцев.

Моя фраза действует на мужа отрезвляюще и он, тяжело дыша, отстраняется.

А меня прорывает:

— Все десять лет я старалась быть для тебя хорошей женой. Как там говорят, поддерживать в горе и радости. Не мешать твоему росту в бизнесе. Быть соратницей во всем. И что я получила как результат?

— И что ты получила? — переспрашивает он глухо.

— Однажды утром я проснулась, а тебя нет. Ты просто ушел. По-тихому, как какой-то вор-домушник.

Муж горько усмехается, а я силюсь не разреветься от обиды. Поспешно поправляю платье.

— Чего тебе не хватает? — спрашиваю чуть нервно.

Он молчит. Господи, он всегда молчит. Резко бью ладонью по передней панели и стряхиваю руку от обжигающей боли.

— Что не так, Даня? Может, я и не идеальная, но я стараюсь. Всегда стремилась ей стать.

— Кому это нах*й надо? — наконец-то спрашивает он тихо.

— Что? — округляю глаза.

— Когда я просил тебя быть идеальной, Ян?

Непонимающе уставляюсь на него. Внутри совершает обороты какой-то водоворот из чувств и эмоций. А еще я вдруг понимаю, что мы никогда не разговаривали вот так открыто, как сейчас.

Десять лет протянули практически без выяснений отношений. Первые лет пять, наверное, выезжали на безумной любви и страсти, оставшиеся время словно по инерции жили. Настоящий конфликт был предопределен. Поезд притормозил уже давно, это точно произошло не в ту ночь, когда Богдан ушел.

Я просто не хотела принимать очевидное.

И да, он не просил.

Он никогда не просил меня быть идеальной.

Но разве не этого ждет муж от хорошей жены?

— Не просил, — мотаю головой упрямо.

— Ты немного потерялась, потому что я никогда не просил тебя становиться той, которой ты не являешься, — строго выговаривает Богдан. — Возомнила себя камертоном нравственности и морали. Ты бл*дь тарелки заказываешь из Европы и заботишься о них больше, чем о людях, которые нас с тобой окружают. Считаешь, что я жесток. Отнюдь. Ты, Ян, по жестокости меня давно обошла.

По мере того, как он говорит свою речь, чувствую себя всё хуже и хуже. Меня знобит и лихорадит. Внутренности завязываются в тугой узел настолько, что дышать становится очень сложно. Я всю свою жизнь старалась быть хорошей.