уводя взгляд.

Чувствуя, что его броня треснула, опускаюсь рядом, расцепляю его руки и крепко обнимаю. Муж не сопротивляется, хоть и не обнимает в ответ. В нос тут же проникает родной запах, действует на меня как успокоительное. Это смешанные ароматы туалетной воды, сигарет и самого Богдана.

— Даня, ну давай поговорим. Данечка, — прошу, пытаясь отыскать его глаза, но он не смотрит.

— Обязательно, когда ты успокоишься, — кивает.

Его лицо гладко выбрито, на нем нет следов усталости или того, что он переживал эти два дня. Он, как и всегда, ведет себя сдержанно и сухо.

Любить эмоционального банкрота не просто.

— Я просто не понимаю, как должна себя вести. Ты не говоришь чего-то конкретного. Меня все спрашивают, где ты. Дети, родители, даже соседи, — жалуюсь, приложившись щекой к его груди.

— Может, хватит думать, что скажут соседи? — грубовато отодвигает меня от себя. — Ты слишком за это переживаешь. Я скажу одну вещь. Запомни её, как аксиому. «Мир не крутится вокруг Яны Шацкой». Прими как данность, что глобально, всем на тебя пох*й.

Сглатываю обиду, отшатываюсь и поднимаюсь на ноги. Досадные слезы катятся по щекам.

С лестницы слышны стремительные легкие шаги.

— Папа, — кричит Ванечка. Летит на отца.

— Привет, чемпион, — говорит Богдан, подхватывая нашего сына на руки.

— Наконец-то ты вернулся, — звонко звучит детский голос. — Я так тебя ждал.

Перехватываю впервые за это утро взгляд мужа и киваю на сына в его руках. Теперь объясни ребенку сам, что происходит.

Глава 5. Яна

— Сын, ешь, не отвлекайся, — говорит Богдан Ванечке.

Наверное, сегодня поняла, почему мой муж сделал то, что сделал рано утром, когда в доме нет детей, а я всё еще сплю.

Потому что уйти, глядя, ладно, не мне… детям в глаза он не может.

Обнимая сына у порога, черты лица моего мужа сломались в какие-то неровные линии. Он снял обувь и отправился с Ваней к нему в комнату.

Сейчас мы сидим за столом, всей семьёй. Почти как раньше…

Я чувствую себя немного растеряно, но умудрилась приготовить завтрак для каждого. Ванечке — любимую кашу, Машуле омлет, а Богдану яичницу с помидорами и ветчиной. Сама же нервно на всех посматриваю и пью кофе.

— Почему ты не завтракаешь? — спрашивает Богдан, переводя на меня серьезный взгляд.

— Не хочу, — пожимаю плечами.

От меня муж ушел. Мне кусок в горло не лезет. Я жить не могу. Ни спать, ни есть. Вообще, ничего не могу.

Моя судьба будто бы на волоске.

Полностью в руках Богдана.

— Ты похудела, — замечает, кружа по-моему задумчивым взглядом. Опускает его ниже и в четвертый раз за утро зависает на моей груди.

Спустя несколько секунд, его лицо приобретает ироничное выражение. Мол, «серьёзно, Ян?».

Невозмутимо веду плечами и поднимаюсь из-за стола.

Моя грудь — его фетиш и самая любимая часть на теле. Совру, если скажу, что случайно не надела лифчик на завтрак.

Загружаю посудомойку и, взяв свою кружку с кофе, отдаляюсь к окну, которое выходит в наш небольшой, покрытый газоном сад.

— Пап, а куда ты ездил? — спрашивает Маша оживленно. — Куда-то далеко?

— Не так чтобы очень, — отвечает Соболев.

Усмехаюсь и качаю головой.

— Ты там тоже будешь заправки открывать? — продолжает выспрашивать дочь.

— Еще думаю, — тихо отзывается Богдан.

У моего мужа сеть автозаправочных станций. Около десяти в нашем городе и еще столько же в окрестностях.

Богдан всегда любил всё, что связано с машинами и мотоциклами. После того как вернулся из армии устроился работать в автосервис. Зарплаты еле хватало, чтобы покрыть арендную плату за съемную квартиру, в которой мы тогда обитали.

Время было страшное.

Брать деньги у родителей Богдан мне запретил. Я — девочка из достаточно обеспеченной семьи, привыкшая к определенному образу жизни, конечно, переживала это довольно сложно.

Когда к восемнадцати годам привыкаешь к тому, что у тебя несколько блюд на завтрак, а потом существуешь пару месяцев на макаронах с гречей, начинаешь ценить то, что имел раньше. Думаю, мои родители очень на это рассчитывали и ожидали, что любовь к будущему мужу сойдет на нет.

Но этого не случилось.

Тогда папа предложил Богдану деньги на открытие бизнеса.

Сумма огромная для нас в то время — пять миллионов.

Соболев сначала отказался, слишком гордый и самостоятельный. Но здесь я проявила свой характер. Уговорила его согласиться.

Приводила кучу доводов. В том числе про наших будущих детей. Что они будут есть? Как они будут жить? Где учиться?

В итоге общими совместными с моими родителями усилиями нам удалось его уговорить.

Богдан согласился взять деньги только под расписку.

Выкупил свой автосервис, развил его в небольшой, но приносящий стабильный доход автоцентр. Параллельно поступил на заочное отделение в Институт коммерции на факультет экономики и управления.

Первые пять лет нашей семейной жизни были очень тяжелыми. Учеба и автоцентр забирали у Богдана все силы. Я поддерживала, конечно, как могла. То лекции перепишу, то поставщика автохимии найду с ценами подешевле.

Ситуация осложнилась, когда Богдан только-только перешел на второй курс.

Я забеременела…

Мы не планировали детей так рано. Врач сменила противозачаточные таблетки, произошел гормональный сбой и, как результат, беременность. Шок, неверие, слезы. Куда к существующим проблемам еще ребенка?!

Несмотря на это, мы ждали нашу первую малышку с трепетом.

Маша стала всеобщим солнышком.

Ни дикая усталость, ни практически отсутствие сна в первый год её жизни, никогда не сравнились бы с тем ощущением настоящей семьи, которое она нам подарила. Время шло. Вместо съемной квартиры мы переехали в трёшку. Потом родился наш второй, на этот раз запланированный ребенок — сын, о котором Богдан мечтал.

Наш Ванечка. Добрый, милый, самый любимый мальчик.

Если с рождением Маши наша семья стала настоящей, то когда родился сын — она стала полной.

Двухэтажный дом с небольшим бассейном и садом — подарок Богдана на рождение сына. Мы строили своё гнездышко три года.

Каждый сантиметр этого дома одобрен мной.

Каждый светильник в уборной или плинтус в кладовой — всё выбирала я. Во-первых, Богдану всегда были неинтересны такие мелочи, во-вторых, он был занят развитием нового направления — автозаправочных станций.

— Почему не ешь? — спрашивает Богдан, приближаясь к окну.

Выхожу из собственных мыслей и оборачиваюсь. Дети уже поели и убежали по своим комнатам.

— Тебе есть до этого дело? — спрашиваю равнодушно.

— Не мели ерунды.

— Ты же вышел из дома по-тихому. Рано утром. Ничего не сказал ни мне, ни детям. Даже записки не оставил.

— Да… прошли времена с записками, — усмехается горько.

Его сарказм отдается