Шрифт:
Закладка:
Когда моя жена вернулась в Индию, я был в Аллахабаде. Я выехал в Бомбей и остановился там на несколько дней у Блаватской. Я должен был туда поехать из-за некоторых затруднений в нашем Обществе там, впрочем, маловажных, и вернулся уже вместе с женой в начале января 1882 г. За следующие несколько месяцев не произошло никаких событий значительной важности, и в апреле мы отправились в Симлу, поселившись в доме под названием «Тендриллс» [побеги, усы растений], где мы в конце концов объединились с полковником Гордоном и его женой, образовав совместное хозяйство.
В июне у меня возникли неприятности с м-ром Рэттегэном, который был тогда главным владельцем «Пайонира». Он хотел, чтобы я вернулся в Аллахабад, потому что не был удовлетворён тем, как там устроены дела. Я отказался, настаивая на своём праве в жаркую погоду вести дела из Симлы, ибо я так понимал соглашение между нами. У меня нет записей, которыми я бы мог руководствоваться, описывая обстоятельства этого, но у меня осталось впечатление, что мне тогда лучше было бы уступить и вернуться в Аллахабад. Так или иначе, этот инцидент положил начало натянутым отношениям с новыми владельцами, что в конечном счёте привело к разрыву связи с «Пайониром», хотя из дневника жены я вижу, что память изменяет мне, и в июле я всё-таки решил сдаться и вернуться в Аллахабад. Я уже готовился к путешествию, когда получил телеграмму от Рэттегэна, объявлявшую что были приняты меры, избавившие меня от необходимости спускаться в долину.
В течение всего этого сезона я был в активной переписке с учителем К.Х. — его письма передавали учение, которое было в конечном счёте обработано в «Эзотерическом буддизме». Хьюм тоже получил много писем, хотя, как я позже заключил, Учителя не считали его умонастроение хоть насколько-нибудь обнадёживающим.
Мы создали отделение Общества под названием «Эклектическое Теософическое Общество Симлы», где я стал президентом, но ему не было суждено насколько-нибудь долгое существование.
В начале октября нас посетили два челы, носивших жёлтые одежды. Главный из них представился как Дарбагири Натх и рассказал мне о своей жизни в доме Учителя К.Х. в Тибете. Этот случай был окружён некоторой тайной, которая так и не была удовлетворительно объяснена. Похоже, что Дарбагири Натх через день или два после этого был с Блаватской в Дарджилинге, а это время совершенно недостаточное для физического путешествия между этими двумя местами. Но в конце концов, похоже, прояснилось, что её невысокий человек и мой были разными людьми, хотя она долгое время позволяла нам оставаться под впечатлением, что это был один и тот же.[4]
В тот период мы перешли на вегетарианство, сделав это из гуманных соображений — больше под влиянием писавшей об этом Анны Кингсфорд, чем из-за той идеи, что это поможет нашему теософическому прогрессу, — и дали знаменитый вегетарианский обед, вызвавший в то время много разговоров. Майор Кенни Херберт, повар-любитель, был настолько любезен, что взял на себя все хлопоты по устройству обеда, который имел огромный успех, хотя оказался очень дорогостоящим. Так проходило время, бесконечная череда общественных увеселений. К концу октября мы оставили Симлу и отправились в Аллахабад; путешествие было очень неудобным из-за того, что мы опоздали на поезд, идущий вниз. Нам пришлось провести ночь в квартире железнодорожного сторожа (который той ночью был на работе), потому что поезд на равнину ходил только раз в день. Вскоре после нашего возвращения к нам приехала погостить Е.П. Блаватская, и именно во время этого визита я получил портреты Учителя К.Х., упомянутые в «Оккультном мире»[5].
В ноябре м-р Рэттегэн уведомил меня, что хочет прекратить сотрудничество со мной в качестве редактора. Последовали разные переговоры. Был выработан план, по которому я собирался начать новую газету, которая конкурировала бы с «Пайониром». Было даже придумано название. Она должна была называться «Феникс», и были предприняты усилия получить необходимый капитал от некоторых из великих индийских раджей. Владельцы «Пайонира» были достаточно либеральны в окончательном урегулировании финансовых дел со мной, хотя за давностью лет я уже не могу привести цифр, равно как и не помню, входило ли в эти договорённости что-либо касающееся планируемой новой газеты. Так или иначе, когда мы покинули Индию, этот проект был ещё жив, хотя ему так никогда и не было суждено осуществиться.
Как я считаю, именно моя связь с теософией, вызывавшей возмущение новых владельцев «Пайонира», послужила главной причиной их желания от меня избавиться. Сложности, связанные с моим нежеланием возвращаться в Аллахабад в середине сезона Симлы, несомненно, тоже внесли в это какой-то вклад, но моя приверженность теософии была во всём этом деле более важным фактором.
Мы же со своей стороны вовсе не были против изменений, вне зависимости от того, была бы основана новая газета или нет. Мы стали очень уставать от англо-индийской жизни, состоявшей из пустых и легкомысленных развлечений, и я во всяком случае видел продолжение своего пути в жизни в Англии. У меня было, с учётом денег, полученных мною при последнем расчёте, накоплено около 8000 фунтов. Я был вполне уверен, что буду в состоянии добавить к проценту, получаемому с этих денег, заработки журналистской работой дома, и мы относились к неясности перспектив «Феникса» без особого беспокойства.
9 февраля 1883 г. я дал прощальный обед в клубе. Было около 40 человек, и председательствовал Даглас Стрэйт, тогда один из судей Верховного Суда. На следующий вечер, 10-го, Силкинсоны дали в нашу честь приватный обед.
11-го мы покинули Аллахабад и по пути в Мадрас (где в доме в Адьяре, подаренном богатым и симпатизирующим индийским другом, поселились Блаватская и Олкотт), заехали в Калькутту. Там мы остановились у Холдернесса и Хантера, которые квартировали тогда вместе. Я имел приятный прощальный разговор с лордом Райпоном, тогдашним вице-королём, который, к моему огромному удивлению, не ожидал
