Жару 1880 г. мы провели в Симле, и к завершению жаркого сезона Блаватская с Олкоттом нанесли нам ещё один визит. Они прибыли 8 сентября, и на этот раз Блаватская стала демонстрировать нам новые феномены — астральные колокольчики и некоторые другие, хотя и не очень поразительного характера. В то время мы жили в доме под названием «Брайтлэндс», над бульваром для гуляний.

Примерно в это время, хотя я не могу установить точной даты, началась моя переписка с махатмой К.Х. Помню, что идея вступить в личное сообщение с одним из «Братьев» возникла однажды утром во время разговора за завтраком. Я добродушно указав на неспособность Блаватской наладить дела её общества из-за некоторого недостатка благоразумия, сказал, что уверен, что если бы я смог войти с контакт с самими «Братьями», то нашёл бы у них больше практического здравого смысла. Как вы думаете, — спросил я Блаватскую, — согласились ли бы они ответить на моё письмо, если бы я им написал? Она, похоже, не сочла это невозможным, так что я написал, адресовав своё письмо «неизвестному Брату». За подробностями последовавшей переписки я должен отослать читателя к «Оккультному миру». Вот что позволило мне написать эту книгу, которая фактически была в основном написана в море, во время нашей следующей поездки в Англию.

После того, как мы вернулись в Аллахабад, Блаватская и Олкотт снова ненадолго к нам приехали, а в марте 1881 г. мы с женой отправились домой провести наш второй отпуск в Англии. На этот раз мы поехали через Калькутту, где поселился тогда м-р Эллиотт, а затем на пароходе через Цейлон и далее. Прибыв в Марсель, мы ненадолго заехали в Монте-Карло (где я проиграл умеренную сумму, которой заранее решил рискнуть — но не больше), а затем отправились в Шатон к Мэсси, которые нас тепло приняли. Жене из-за болезни пришлось у них остаться, тогда как я поехал в Лондон. Как только ей стало лучше, она продолжила путешествие и присоединилась к матери и сестре в водолечебном учреждении в Норвуде; я же поселился на Даун стрит. Я должен объяснить, что она ожидала тогда вторых родов, но была ещё в состоянии часто наезжать в город и посещать с нами театры и прочие развлечения. Мой отпуск, однако, кончался, что заставило меня в начале июня отправиться обратно в Индию, и мне пришлось оставить жену в Норвуде, а к концу месяца она переселилась в дом, снятый её матерью в Нотинг Хилле, на Роял Кресент 34.

Должно быть, в то самое время, когда я остановился на Даун стрит, по просьбе леди Пелли я прочитал в её доме (Итон-сквэр, 1) в гостиной лекцию о развитии теософии. Собралась аудитория из влиятельных людей, и я дал очень несовершенный набросок о реинкарнации, Учителях и учении, как я его тогда понимал. Но это произвело определённый эффект, поскольку и спустя годы люди говорили мне, что были на этой лекции или слышали о ней от присутствовавших там друзей.

Тем временем я присоединился в Париже к Фрэнсису Мэсси и мы устроили небольшое туристическое путешествие в общем в направлении Венеции, откуда я должен был отплыть в Индию. Мы посетили Вену и Будапешт и получили от путешествия большое удовольствие.

По прибытии в Бомбей я на несколько дней остановился у Блаватской и, если я правильно помню, на следующий день после своего приезда получил по-видимому феноменальным образом длинное письмо от К.Х., где он поздравлял меня с публикацией «Оккультного мира», который вышел во время моего пребывания в Лондоне. Само письмо я считаю подлинным, но у меня есть серьёзные подозрения относительно того способа, которым оно меня достигло. Оно упало передо мной на стол, когда я сидел с Блаватской, и могло быть просунуто сверху сквозь щель между балками потолка М. Куломбом, как он позже заявил. Конечно, его слова ничего не стоят, но Блаватская иногда бывала способна на такую чудесную неразборчивость в средствах, добавляя кое-что из арсенала фокусников, чтобы придать больше блеска какому-нибудь подлинному явлению. Обычное суждение на основе того, что она была виновна в такой глупой выходке или хотя бы дала повод для подозрений, отмело бы всё сказанное и сделанное ею как недостоверное, но виденные мною в Симле и других местах феномены, реальность которых я не могу отрицать, являются для меня доказательством, перевешивающим влияние подобной неразборчивости с её стороны.

* * *

Просматривая рукопись этой книги через несколько лет после первоначального написания, я счёл, что стоит добавить одно замечание по поводу только что упомянутого случая. В более поздние годы у меня несколько раз появлялась возможность вступить в контакт с Е.П. Блаватской, находившейся уже «по ту сторону». Однажды я прямо спросил её: «Зачем вы устроили этот дурацкий фокус с упавшим письмом в Бомбее?». Ответ был таков: «Это вовсе не я — моё тело занимал чёрный маг». «О боже, — сказал я, — разве вы не могли принять меры по предотвращению подобных вещей, когда вам бывало нужно покинуть тело?» «О да, — сказала она, — но иногда я бывала беспечна». Это объяснение с одной стороны раскрывало тайну, но оставляло меня с мыслями о серьёзном аспекте такой беспечности. Позже, у меня выдалась возможность спросить Учителя К.Х., что он думает об этом. Его ответ — как всегда, мягкий и добрый, — был в таком смысле, что Блаватская всегда ощущала непрерывно бушующую вокруг неё бурю — яростные атаки тёмных и мощную светлую защиту. В таких обстоятельствах, что вовсе неудивительно, она иногда теряла голову.

* * *

Во всяком случае, это полученное в Бомбее письмо стало началом объёмистой переписки, которая в конечном счёте позволила мне написать «Эзотерический буддизм».

Вскоре после моего возвращения в Аллахабад я получил из дома телеграммы, известившие меня о том, что 14 июля моя жена родила, но ребёнок из-за странных осложнений родов родился мёртвым.

На остаток жаркого сезона я отправился в Симлу, но у меня нет записей моих дел за этот период и я могу полагаться только на свою память. Дневник моей жены рассказывает о её собственных делах дома. Однако, должно быть, именно в этот свой визит в Симлу я встретил Блаватскую и сопровождал её в путешествии в гору на тонге[3], которая тогда была там единственным средством передвижения, и оба мы провели значительное время у