Я не буду прерывать последовательность своего рассказа, чтобы излагать тут всю историю своих отношений с Боттомли, которая в конце концов привела к моему полному разорению. Это было результатом многолетней деятельности, но я могу сразу же сказать, что Боттомли вовсе не был нечестен в своих делах со мной. Дело обстояло совершенно наоборот. Смехотворное маленькое вложение в его новую газету «Дибэйтор» оказалось прибыльным, и одно время казалось, что мои отношения с Боттомли чудесно продуктивны и выигрышны. Но о ходе своих коммерческих предприятий я скажу в должном месте, описывая опыт следующих нескольких лет.

Поиск жилья наконец привёл нас к тому, что мы поселились на Лэдборук Гарднз, 7. Тем временем встречи Общества проходили в разных домах, и я нахожу записи об одной, состоявшейся в квартире м-ра Худа в Стоун Билдингс, на которой, кажется, миссис Кингсфорд, тогда всё ещё президент, читала свои письма к Олкотту и другим, касающиеся её переизбрания в качестве президента. Это вызвало много трений и беспокойств, что в конечном счёте привело к её разрыву с Обществом. Она была очень высокого мнения о важности её собственного «Герметического» движения и своей книги «Совершенный путь» и намеревалась скорее присоединить к этому предприятию Теософическое Общество, чем работать в нём как в основной организации. Это её отношение отвратило от неё симпатии теософов, привлечённых в движение новым учением из Индии, излагавшимся в моих книгах, но тогда Кингсфорд этого ещё не осознавала.

Даже с помощью дневника я не могу составить связного рассказа о неприятностях с миссис Кингсфорд. Я получил несколько писем и телеграмм от К.Х. на эту тему, и позже я понял, что «Старый Чохан» (как мы его называли) руководствовался своим высоким мнением о работе миссис Кингсфорд в движении против вивисекции, когда поддержал её переизбрание в качестве президента.

Мы переехали в новый дом 31 января 1884 г., и скоро он стал центром значительной части теософической деятельности. В то время интерес к теософии быстро распространялся в высших слоях общества, и новости о таком развитии событий побудили Блаватскую оставить своё намерение, очень определённо выраженное ею нам, когда мы останавливались у неё в Адьяре, остаться там до конца жизни. Она решила приехать в Европу в сопровождении Олкотта — о чём я весьма сожалел, так как предвидел неприятности, произошедшие в связи с их приездом в Лондон.

И 5 апреля мы с женой отправились на вокзал Виктория стэйшн встретить Олкотта и Мохини, прибывших вперёд Блаватской. Мохини был молодым индийцем, считавшимся тогда челой К.Х. на испытании, и ему было суждено сыграть очень важную роль в развитии теософии на Западе.

7 апреля состоялась очень нашумевшая встреча Общества в номерах Финча в Линколн инн, созванная с целью избрания нового президента. К тому времени я пришёл к убеждению, что переизбрание Кингсфорд нежелательно; и хотя некоторые члены желали выдвинуть меня, мне при данных обстоятельствах казалось лучше избрать кого-нибудь другого. Потому я предложил Финча, адвоката, который к тому времени уже оканчивал Кембридж и проявлял тогда глубокий интерес и симпатию к теософии. Спустя долгое время эти его чувства ослабли, но в той чрезвычайной ситуации он подходил хорошо. По результатам голосования кандидатура Кингсфорд не получила никакой поддержки, тогда как Финч был выбран практически единогласно. Я думаю, что присутствовавший м-р Мэйтлэнд был единственным человеком, голосовавшим за Кингсфорд.

Но это было не единственной сенсацией того вечера. В середине собрания совершенно неожиданно появилась Блаватская, и конечно, все были очень возбуждены[6]. Мы взяли её к себе домой, и вскоре дом наполнили любопытные посетители, но примерно через неделю она на время вернулась в Париж, а Олкотт с Мохини по-видимому остановились у Арундэйлов. Наше время было почти полностью занято теософскими собраниями, неформальными встречами с более близкими нам членами и беседами с интересующимися посторонними. На неделю или две в конце мая — начале июня мы с женой и сыном отправились в Хастингс ради здоровья жены, которое было тогда непрочным. Помню, меня и других позабавила рекомендация К.Х., что она должна принимать виски и молоко. Блаватская всегда была фанатична в своём отвращении к алкоголю в любой форме и навязала свою волю и Олкотту, который был очень удивлён вышеупомянутой рекомендацией. Кстати могу здесь сказать, что сам я никогда не считал правила питания имеющими какую-либо важность в связи с настоящим духовным ростом. Он зависит от развития характера и поведения перед лицом разнообразных кризисов и жизненных испытаний, и два великих психиста, с которыми я познакомился позже, не были ни вегетарианцами, ни абсолютными трезвенниками. Излишне говорить, что оба они были очень умеренны в употреблении мяса и вина, но вот фанатизм в таких вещах основан на заблуждении.

К тому времени у нас стала останавливаться миссис Халловэй, одарённая американская психистка, а потом она переместилась к Арундэйлам. Она имела очень живые ясновидческие видения Учителей, могла передавать мне послания от К.Х., а однажды он обратился ко мне через неё от первого лица. Много позже она, вернувшись в Америку и снова выйдя замуж, отошла от теософии (во время знакомства с нами она была молодой вдовой), но хотя у неё были хорошие намерения, ей удалось создать между нами и мисс Арундэйл напряжённость, хотя и временную.

Тем временем, отчаянный кризис в Обществе продолжался при обстоятельствах, которые я хорошо помню. Блаватская вернулась в Лондон и остановилась у Арундэйлов. 30 июня 1884 г. (я беру дату из дневника, хотя что касается прочего, я помню этот случай слишком хорошо) все мы пошли на собрание Общества Психических Исследований. В ходе собрания Олкотт без всякого приглашения встал и выступил с речью необычайно бестактного характера. Руководители ОПИ очень старались вести все собрания на уровне, соответствующем культуре высших классов. А Олкотт, с его прямотой и преданностью делу оказался не в ладу со вкусами рафинированных европейцев. Запись в дневнике гласит: «Полковник О. выставил себя полным валенком и разозлил С.Д., ей стало стыдно за него». (С.Д. тут конечно означает «Старая дама», как мы всегда называли Е.П. Блаватскую, в том числе и обращаясь к ней).

Хотя С.Д. тогда жила у Арундэйлов, после этой встречи, которая вывела её из себя, она настояла на том, чтобы вернуться в наш дом. От сильных эмоций её