Пожалуй, здесь будет уместно рассказать кое-что о ходе моих деловых отношений с м-ром Боттомли и разных компаниях, созданием которых он был занят. Дневник мне не сильно в этом помогает, но у меня сохранились достаточно ясные воспоминания об общем ходе событий, хотя я и не могу указать точных дат, как для тех событий, которых касается дневник. Так или иначе, до периода, к которому я сейчас подошёл, мои дела чудесно процветали. Я вкладывал деньги в компании Боттомли очень осмотрительно, но все эти вложения блестяще окупались. За небольшим предприятием, изданием «Дибэйтора», о котором я упоминал ранее, последовало соглашение с печатниками, находившимися на Кэтрин стрит, на Стрэнде, в которое вошёл Боттомли, образовав Издательскую ассоциацию Кэтрин стрит, где я стал директором, приведя туда своего недавнего знакомого Кигэна Пола. Компания процветала, и я стал крупным акционером — отчасти благодаря фактическим инвестициям, а отчасти благодаря переуступкам разных видов, сделанным для меня Боттомли. Также я вкладывал деньги и в предприятия, к которым он не имел отношения — в посудную компанию, которая в конечном счёте стала бедствовать, и в Уэльсскую золотодобывающую компанию, вложения в которую оказались таким же разочарованием. Но предприятия Боттомли некоторое время шли великолепно. По его совету мы, директора Издательской ассоциации Кэтрин стрит, приняли участие в тендере на печать парламентских дебатов Хэнсарда[8] и выиграли его, получив правительственный контракт. Это оправдало реорганизацию нашей компании, чтобы она приобрела значительно бóльшие масштабы, и был образован Хэнсард Юнион с огромным капиталом, который был собран по трём публичным подпискам. Это было огромное слияние нескольких огромных издательских фирм, и долгое время союз процветал. Но это стимулировало соперничество. В Сити был запущен план по созданию нового издательского союза по схеме, аналогичной нашей. Боттомли настоял на нашем слиянии с ними, и это было осуществлено, но этот огромный бизнес уже не мог должным образом управляться. Трудно понять, как он попал в беду, но огромный объём заёмных обязательств удерживался некой компанией Дибенчюр корпорэйшн, и это привело к краху союза. Вся его собственность была захвачена держателями обязательств, а его акции, огромное количество которых у меня было, обесценились.

Здесь нет необходимости входить в подробности, да это и невозможно для меня по прошествии времени (я пишу в 1912 году), но в 1890 г. наступил крах, и я был полностью разорён. Боттомли тоже разорился и стал объектом яростных уголовных преследований, из которых после долгих судебных процессов всё же вышел невредимым. Через несколько лет ему помогли начать новое дело, для которого друзья нашли ему капитал, и он сумел воспользоваться внезапным бумом, связанным с австралийской золотодобычей. Он создал много компаний и благодаря огромным прибылям от их продвижения снова стал миллионером — на бумаге. Он был очень щедр по отношению ко мне и передал мне акции, которые в то время реально стоили около 8000 фунтов.

Промежуточный период был для нас ужасным, самое сильное беспокойство причинил иск против директоров Хэнсард на огромную сумму, превышавшую ту, которая была у всех нас вместе взятых. В суде, где дело слушалось первый раз, оно было решено не в нашу пользу, и перед нами встала отвратительная перспектива формального банкротства. Помню, как через день или два после этого неблагоприятного вердикта я получил письмо от Мэри, из которого, когда я его открыл, выпал крошечный кусочек полупрозрачной бумаги, на которой, подняв её, я обнаружил слова «смелость и надежда», написанные знакомым почерком К.Х. Вскоре этот обнадёживающий намёк оправдался противоположным вердиктом апелляционного суда. Так что страхи банкротства были рассеяны.

Тем не менее, напряжение в течение нескольких лет было очень серьёзным, и мне, чтобы свести концы с концами, приходилось очень много работать над написанием статей для индийских газет. Когда наконец Боттомли дал мне австралийские акции золотодобычи, казалось, что наше положение снова стало комфортным, но ситуация оказалась обманчивой. Я реализовал часть этих бумаг; их можно было бы продать все, если бы я подозревал опасность, в которой они находились, но всё выглядело так, что они, скорее, должны были вырасти в цене. Силы, контролировавшие мои дела, были тогда неизменно эффективны в том, чтобы направлять меня к неверным действиям. Однажды я продал кое-какие имевшиеся у меня акции за 1200 фунтов. Друг, которому я глубоко доверял как человеку чести, занятый совершенствованием своего изобретения, от которого ожидали больших результатов, знал об этом и попросил меня одолжить 500 фунтов. Он считал, что обязательно сможет вернуть этот долг через несколько месяцев. Но его ждало разочарование и в конечном счёте он разорился, и так никогда и не смог отдать долг. Другие 500 фунтов ушли на выполнение того, что я считал нравственным обязательством по отношению к другому человеку. Здесь не стоит излагать подробности, но деньги были потеряны. Никакое законное требование не обязывало меня к этому, но мне казалось, что правильно будет поступить именно так. Со временем бум в западной Австралии сменился резким спадом, и акции, которыми я владел, превратились в ничего не стоящие бумажки.

Среди ударов, которые мне пришлось испытать за долгий период бедственного финансового положения, был и один, не имевший отношения к биржевым спекуляциям. Когда я уехал из Индии, владельцами «Пайонира» был намечен приблизительный план основания офиса в Лондоне для него и «Сивил энд милитэри газетт». Мне было предложено в случае осуществления этой идеи управлять им. В конце концов было решено этим заняться и мне было поручено всё устроить. Я должен был получать жалованье в 500 фунтов, что было тогда для меня манной небесной, поскольку неприятности с Хэнсардом уже начались. Я сделал всё необходимое для учреждения офиса — нашёл подходящее помещение, нанял персонал и наладил работу, но со временем руководство этим офисом сделалось столь лёгким и приятным, что сэр Джордж Аллен, который выкупил настолько существенную долю в «Пайонире», чтобы стать управляющим собственником и поселиться теперь в Лондоне, решил, что он сможет взять руководство лондонским офисом на себя. Так что он снял меня с этой должности, чтобы выполнять эти функции самому. В то время это для меня был жестокий удар, поскольку зарплата для меня стала столь важна, и положение было курьёзным, поскольку я был уволен не за то, что как-либо не выполнил порученных мне задач, а по совершенно противоположной причине. Я сделал место, которое занимал, слишком удобным; я выполнил свою работу слишком хорошо. Но закон, управлявший в то время моей жизнью, был удивительно однообразен в своём действии.