Тогда он замолчал, стал прислушиваться и сразу все понял.

Это за стеной — в квартире номер два — поют девчонки и его сбивают. Значит, к Тайке пришли подруги и под песенку учат ее танцевать. Они приходят к ней каждый день и все учат. Ей нельзя не учиться: если она не научится танцевать, ее никто не возьмет замуж!

Мишка все понял и снова стал молиться. Он занят своим делом, а девчонки за стеной — своим.

И вот что получается:

Мишка орет: «Отченаш». Орет громко, чтобы заглушить девчонок.

А они за стеной поют-орут свою песенку:

⠀⠀ ⠀⠀

Подыспанчик — хорошенький танчик,

Его очень легко танцевать…

⠀⠀ ⠀⠀

Поют и никак не заглушаются.

Мишка орет: «И остави нам долги наши…»

А они, наверно, подумали, что это такая игра: кто кого перекричит. И поют еще громче:

⠀⠀ ⠀⠀

Русский, немец и поляк

Танцевали краковяк…

⠀⠀ ⠀⠀

Мишка орет: «И не води нас во искушение».

А они поют весело-весело:

⠀⠀ ⠀⠀

— Катя, Катя, Катенька!

Что танцуешь, Катенька?

— Польку, польку, папенька!

— Где училась, Катенька?

— В пансионе, папенька!

— А где денежки брала?

— В кабинете со стола!..

⠀⠀ ⠀⠀

И незаметно вышло так, что Мишка совсем позабыл о своей молитве, а стал слушать девчонок и подпевать им.

А девчонки повторяли каждую песенку раз по сто, и Мишка все запомнил, даже «Катеньку» запомнил до конца. Крестится и повторяет за ними:

⠀⠀ ⠀⠀

Вставай в угол, Катенька!

— Наплевать вам, папенька!

⠀⠀ ⠀⠀

И ничего… Выходит… Только надо очень быстро креститься, потому что они очень быстро поют. До того быстро, что правая рука ужасно устала, отвалиться рада. А левой рукой никак не угнаться.

Тетя входит, видит, что он крестится, и сразу заулыбалась, растаяла, глаза — щелочки.

— Ну, хватит, Мишенька! — сладко сказала она своим жирным голосом. — Молодец! Христос таких любит!.. Иди, побегай!..

Мишка сразу шмыг в дверь и — на двор. Посмотрел за забор и сразу все вспомнил.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Что же случилось ночью

⠀⠀ ⠀⠀

Вот она — избушка, где живет Сережка. Вот тут сегодня ночью у него взяли отца на веревочку.

А вдруг не взяли?..

Избушка стоит и как будто спит: на дворе давно день, а тут шторка на окне не отдернута, дверь не открыта. Почему сегодня так долго спят тут? Где Сережка?

Мишка сел на крылечко и стал ждать. Ждет-ждет, а избушка все не просыпается. И на дворе никого нет — не с кем поговорить про это.

С горя Мишка стал напевать «Катю, Катю, Катеиьку». Напевает, по больше не крестится. Не для чего креститься — нет близко тети.

А на сердце у Мишки вот как тяжело.

Много времени прошло зря. Наконец, подошел Толька. А потом Тайка прибежала, как бешеная, и стала скакать перед ними:

— А я чего-то знаю! А я чего-то знаю!

Схватили Тайку за косы — пусть расскажет! Она говорит:

— К Сережке ночью приходили полицейские, кого-то искали.

У Мишки упало сердце:

— Нашли?

— Ничего не нашли.

— А почему у них шторка?

— Спят! Наверно с перепугу всю ночь не спали!

Мишка не знает, как добраться до Сережки. И что такое по-ли-ти-чес-кий, тоже не знает. А у Тайки и Тольки почему-то нельзя спрашивать об этом. Никак не спрашивается!

Но все-таки на душе стало полегче: значит, не взяли Сережкиного отца на веревочку. Не арестовали! Не удалось! Видать, он похитрее старого черта.

Колька выходит на крылечко.

Тут Тоська-поляк ключами дзень! дзень! дзень! У него большущая связка старых ключей. Где это он достал их?

Дзень! дзень! дзень! и сразу к Колькиной двери. Прилип к щели «Для писем и газет»:

— Колька! Ты здесь?.. Это я, Тоська, говорю!

Из щели тихонечко:

— Здесь!

А где у тебя они?

— Он в казарму ушел, солдат учить… Я ему сапоги чистил…

— А она?

— А она — к портнихе… Я ей туфли чистил…

— А скоро придут?

— Не знаю… В гости потом собирались…

— А есть хочешь?

— Хочу!

Об этом можно бы и не спрашивать: он всегда есть хочет.

…Тоська стал подбирать ключи. Один ключ ткнул — не подходит. Ткнул другой, стал повертывать… Тоже не подходит… Ткнул третий, вдруг — клинг-клянг и дверь отперлась!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Вышел на крылечко Колька. Бледненький, худенький, головастый. И голова его стрижена ножницами — они поскупились на парикмахера. По ней словно ступеньки туда-сюда. И пахнет от него чем-то кислым, пахнет давно немытым. Он стоит — моргает: в сенях-то темно, а на крылечке свет, и ему с непривычки солнышко режет глаза.

Так жалко Кольку, что даже смотреть на него трудно.

Тайка, добрая душа, сбегала домой, стащила краюху белого хлеба и кусок колбасы. И Колька с голодухи сразу все съел.

Тайка говорит:

— Мы всегда будем его выпускать. Он у нас о-здо-ро-ве-ет!..

А с улицы опять шум, а также донеслась громкая песня — солдаты идут в лагеря.

⠀⠀ ⠀⠀

Соловей, соловей.

Пта-шеч-ка,

Кинаре-ечка Жалобно поет.

Эх, раз!

Эх, два!

Горе — не беда!

Канаре-ечка

Жалобно поет…

⠀⠀ ⠀⠀

Надо бы бежать за солдатами, ноги так и просятся!.. А Кольку-то куда? Опять запирать?

А Колька стоит и видно — ему тоже хочется с солдатами. Но он боится.

Тайка сказала:

— Колечка! Пойдем с нами, миленький! Мы недалечко — только, до уголочка!

И он пошел!

«Ать-два! Ать-два!» — шагают солдаты. У них через головы кольчиком на плечо надеты шинели, блестят на солнышке штыки. Солдаты поют-поют да как подсвистнут пронзительно, сразу в ушах звон, а сердце радо, выпрыгнуть хочет.

«Ать-два! Ать-два!» — идут за ними ребята. И Колька идет. Правда, он не орет, но все-таки тихонечко шевелит губами: «Ать-два! Ать-два!»

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Под песню весело идти. Ребята даже не замечают, что далеко забрались.

Вот и всполье! Вот и лес! Вот и белые палаты, где живут в лесу солдаты. Правда, не палаты, а палатки. Но «палаты» тут для складу!

Солдаты — в палатки. А ребята — дальше: за ягодами!

Здесь —