Лиам встретился со мной взглядом.

— Мэри не предложила бы такого из одной лишь прихоти. Сейчас же поедемте туда, Остен. Вы готовы?

— Я? Несомненно.

Они ушли, и мы с Джейн остались на улице вдвоем. Оглядывая сад и хозяйственные пристройки вдали, она хранила молчание — как и я. Моя версия должна совпасть с тем, что сказал ей Лиам, но сначала нужно выяснить, что именно она знает.

Наконец она посмотрела на меня.

— Ваш брат поведал мне весьма невероятную историю… — Джейн нахмурилась. — Но ведь он не приходится вам братом, не так ли? Это объяснило бы вашу непохожесть.

— Что именно он вам рассказал?

— Что вы вместе с ним, используя некое чудесное устройство, переместились сюда из будущего. Как вы догадываетесь, я в этом усомнилась, но тогда он рассказал мне кое-что о моем нынешнем романе, чего я еще даже не написала. То, что существует только у меня в воображении и о чем я не рассказывала ни единой живой душе, даже Кассандре.

— И это убедило вас в правдивости его слов? — Я ощутила прилив зависти и в то же время восхищения. Как я сама до этого не додумалась?

— Отчасти.

— А что еще?

— В вас обоих всегда ощущалось нечто странное. В ваших манерах, в том, что вы появились в жизни Генри именно в решающий ее момент, в отсутствии у вас связей с кем-либо или чем-либо. Объяснение это звучит весьма неправдоподобно, и все же я склонна поверить в него, ибо ничем иным все это не объяснить. Он умеет убеждать, ваш… Но я все забываю — он ведь вам не брат. — Она умолкла и положила свою бронзовую ладонь на мою. — Вы муж и жена? — На ее лице отразилось беспокойство, как если бы это действительно было так. — Я не успела расспросить его обо всем, что хотела узнать, потому что подошли Кассандра с Генри.

— Мы сослуживцы.

— Сослуживцы? Но как же вы, джентльмен и леди, можете путешествовать вместе — и жить в столь близком соседстве? Ведь в подобной ситуации могут естественным образом возникнуть неподобающие от… Я уверена, что он не… Однако внешность может быть обма… — Джейн осеклась.

Меня это позабавило.

— Наш век не ограничивает свободу женщины в той же мере, что и ваш. Для нас не существует… Такая ситуация не считается неприличной. — Но я почувствовала, что краснею, поскольку неподобающие отношения между нами, естественно, возникли.

Она внимательно смотрела на меня.

— Он сказал, что вы врач. Впечатляюще, хотя и неудивительно.

— Удивительно то, с каким спокойствием вы все это принимаете.

— Неужели? — Джейн все не сводила с меня своих сияющих глаз. — Возможно, вы недооцениваете силу моего воображения. «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[46]. Но расскажите же, как вас зовут? Какие имена носят люди из будущего?

— Рейчел, — нерешительно произнесла я, вспомнив ее письмо племяннице Анне Лефрой — той, что была писательницей и крутила бурные романы. Джейн и Анна имели обыкновение подшучивать над чужими именами; они коллекционировали странные, отыскивая их и в литературе, и в реальности, и делились ими друг с другом. В одном письме при обсуждении романа Джейн написала: «И имя „Райчел“ для меня невыносимо». Она не объяснила почему; может, считала его некрасивым или мелодраматичным? — Рейчел Кацман.

— Райчел, — сияя, повторила она. — Кац-ман? Человек, который заботится о котах, — как необычно. Это английское имя?

— Нет.

— Откуда же вы родом?

— Я родилась в городе Нью-Йорке, в Америке. — Предвосхищая дальнейшие расспросы о своем происхождении, я добавила: — А Лиам из Ирландии. Так его зовут. Мистер Финекен.

— Еще одно удивительное имя. Однако оно подходит ему, правда? — Она не сводила с меня задумчивого взгляда. — Люди часто отправляются в подобные путешествия? Как вышло так, что вы явились сюда, ко мне?

— О, дорогая моя Джейн. — Я не выдержала и обняла ее — она обомлела от неожиданности. — Не думаю, что даже ваше воображение способно постичь, до чего вы известны. Но если хотите короткий ответ — мы явились сюда за «Уотсонами». — Джейн воззрилась на меня с неприкрытым изумлением, а я принялась рассказывать ей о том, что уцелели только первые несколько глав, которые в ее семье передавались по наследству. Что в начале двадцатого века их разделили и одна часть осела в Библиотеке Моргана в Америке, а вторая — в Бодлианской библиотеке…

— В Оксфорде! — перебила она меня. — Моя рукопись! Зачем она им?

— Я все пытаюсь объяснить вам — вы бессмертны. И все считали, что существуют только те несколько глав. Затем случайно обнаружилось давно утерянное и неизвестное ученым письмо, которое вы написали Энн Шарп. Находка любого из ваших писем считалась бы чудом — так мало их уцелело, но только в этом четко говорится, что роман действительно был закончен.

Я замолчала и подождала, пока она впитает эту информацию, — мне было интересно, что впечатлит ее больше всего. Рассказывая Джейн правду, я ощущала восторг, смесь удовольствия и облегчения — невыносимое напряжение, которое я чувствовала, ушло; нечто подобное я испытала, когда впервые занималась сексом с Лиамом.

— Вы хотите сказать, что люди в будущем читают мои письма?

И тут я поняла, что совершила ошибку.

— Мою частную, личную переписку? Кто дал им такое право?

Я потупилась.

— Так вот зачем вам понадобилась шкатулка Кассандры? Вы их читали?

— Нет. У нас есть устройство, которое может запечатлевать написанное на бумаге. — Я воздержалась от констатации очевидного факта — что их все равно прочтет кто-то в будущем. Что после смерти утрачиваешь право на личное что бы то ни было. — Вы должны понять: эти письма — важнейший источник биографических сведений о вас. Поскольку на своем веку вы не были знамениты, вашу жизнь никто особенно не документировал. Вот почему…

— Почему это я не была знаменита на своем веку? — возмутилась Джейн. — Если вы утверждаете, что я столь великолепна и являю собой столп английской литературы? Это противоречит логике.

— Слава — штука капризная, — заговорила я, жалея, что рядом нет Лиама: эта беседа вышла у меня из-под контроля. — Вероятно, вашу гениальность не ценили по достоинству, пока…

— То есть что я умерла слишком рано, — перебила она меня. — Когда я умру? Если вы из будущего, то знаете ответ на этот вопрос. Скажите мне.

На миг я утратила дар речи.

— Спросите себя, действительно ли вы хотите это знать, — наконец выдавила я. — Забыть об этом вы уже не сможете.

— Я не страшусь правды. — Джейн метнула в меня колючий взгляд, но затем смягчилась. — Ах, ее страшитесь вы. Похоже, все действительно обстоит очень скверно. Кончить книгу про Эллиотов я определенно успею, ибо ваш… доктор Рейвенсвуд… мистер Финекен ее процитировал. Но, вероятно, других книг после нее