основанной в нашем городе столетия назад самим Святым королем, я нашел родственные души в своей окруженной стенами тюрьме. Людей, похожих на меня, живших ради света прежних дней, испытывавших радость во время поисков утраченных легенд, — так некоторых наполняет ликование от преследования оленя и момента, когда им удается послать стрелу в его сердце.

Именно там я познакомился с Моргенесом. В те дни — а с тех пор прошло несколько десятилетий, юная принцесса, — он много путешествовал. И если существовал человек, побывавший в большем количестве мест, чем Моргенес, я о таком не слышал. Доктор проводил долгие часы среди манускриптов библиотеки Тестейна и знал ее архивы лучше, чем старые священники, которые о них заботились. Он заметил мой интерес к истории и забытым легендам, взял меня за руку и провел по невероятным тропам, которые я бы никогда не нашел без него. Когда миновало несколько лет и он увидел, что мое стремление к учению не исчезло с окончанием детства, он рассказал мне про Орден Манускрипта, много лет назад основанный Святым Эльстаном Фискерном из Хейхолта, Королем-Рыбаком.

Эльстан получил замок Фингила в наследство вместе с его мечом Миннеяром, но не хотел иметь ничего общего с разрушительным достоянием риммеров — в особенности уничтожением знаний. Наоборот, Эльстан хотел их сохранить, чтобы они не исчезли во мраке, и использовать, когда появится необходимость.

— Для чего использовать? — спросила Мириамель.

— Мы часто из-за этого спорили, принцесса, — ответил монах. — И никогда из-за «добра» или «справедливости» — члены ордена понимали, что на основе столь широких понятий возникала возможность вмешиваться во все. Пожалуй, лучшее объяснение прозвучит так: Орден защищал собственные знания, не давал темным векам снова похоронить тайны, которые с таким трудом им удалось открыть. Но во многих других случаях Ордену приходилось защищать себя, а не результаты своей деятельности.

Однако в то время я почти ничего не понимал в столь сложных вопросах. Мне казалось, что Орден подобен мечте о небесах — счастливое братство выдающихся ученых, вместе раскрывавших тайны мироздания. Я всеми силами стремился туда вступить. Когда наша общая преданность знаниям переросла в дружбу — хотя с моей стороны это больше походило на любовь к доброму отцу, — Моргенес познакомил меня с Трестолтом, отцом Ярнауги, и старым Укекуком, мудрым троллем, который жил на далеком севере. Моргенес представил меня как юношу, который достоин стать членом Ордена, и Трестолт с Укекуком приняли меня без колебаний, как если бы знали всю жизнь — благодаря Моргенесу. За исключением Трестолта, чья жена умерла несколько лет назад, никто из остальных членов Ордена не был женат.

Так часто бывало за столетия существования Ордена. Члены Ордена, мужчины и женщины, больше любили знания, чем человечество. Нельзя сказать, что их не интересовали остальные люди, но они предпочитали держать их на расстоянии, поскольку в реальной жизни они отрывали их от работы. Поэтому для членов Ордена Манускрипта он стал семьей, и не было ничего удивительного в том, что любая кандидатура, предложенная доктором, принималась с радостью и любовью. Моргенес — хотя он всячески противился присвоению ему любых элементов власти — стал почти отцом для всех членов Ордена, несмотря на то что некоторые из них были старше, чем он. Впрочем, никто не знал, когда родился Моргенес.

Сидевший в темноте Кадрах рассмеялся. Мириамель медленно опустила весла в воду, задумчиво слушая рассказ монаха, и лодка медленно раскачивалась на волнах.

— Позднее, — продолжал он, — я познакомился с другим членом Ордена, Ксорастрой из Пердруина. Она была монахиней, хотя к тому моменту, когда я с ней встретился, ушла из монастыря. Кстати, постоялый двор в Кванитупуле, о котором я рассказывал, принадлежит ей. Она невероятно умная женщина, которая не могла вести достойную ее способностей жизнь из-за своего пола: ей бы следовало занимать пост министра. Ксорастра также меня приняла, а потом познакомила с парой своих кандидатов, поскольку они с Моргенесом уже давно думали об увеличении количества членов Ордена до традиционного числа — семи человек.

Оба были такими же молодыми, как и я. Диниван, в то время совсем юный, учился вместе с братьями Усириса. Проницательная Ксорастра увидела в нем искру и подумала, что его стоит познакомить с Моргенесом и остальными членами Ордена, и тогда его искра разгорится и превратится в теплый огонь, от которого выиграет Церковь, которую Ксорастра по-прежнему любила. Другой ее кандидат, молодой священник, недавно принявший обет, выходец из бедной семьи, сумел пробиться благодаря быстроте своего ума. Моргенес, после долгих бесед с Ксорастрой и двумя северными коллегами, принял этих кандидатов. Когда мы все встретились в следующем году в Тунголдире, в большом доме Трестолта, Орден снова стал насчитывать семь членов.

Кадрах стал произносить слова медленнее, и, когда наконец замолчал, Мириамель показалось, что он заснул. Но монах снова заговорил, и его голос стал пустым и безжизненным.

— Было бы лучше, если бы в Орден не приняли никого из нас. Пусть бы он исчез, рассыпался в прах…

Кадрах молчал, и Мириамель выпрямилась.

— Что ты имеешь в виду, Кадрах? Что ты сделал такого плохого? — спросила она.

Он застонал.

— Не я, принцесса, — мои грехи пришли позднее. Нет, мы приняли молодого священника… Его звали Прайрат.

Мириамель втянула в себя воздух, и на мгновение, несмотря на то что она стала лучше относиться к Кадраху, у нее появилось ощущение, что ее опутывает паутина ужасного заговора. Неужели все ее враги заключили союз? Возможно, монах затеял какую-то сложную игру, в результате которой она оказалась в его руках посреди пустого моря? Потом она вспомнила письмо, которое ей принесла Ган Итаи.

— Ты мне это говорил, — с облегчением сказала она. — Ты написал что-то про Прайрата — будто ты сделал его тем, кем он стал.

— Если я так написал, — печально ответил Кадрах, — то лишь горе заставило меня значительно преувеличить истину. Вероятно, семена великого зла уже были в нем, в противном случае они бы не проросли так быстро и с такой силой… Во всяком случае, так я думаю. Я сыграл свою роль позднее, и я стыжусь того, что ему помог, хотя уже знал, что он бессердечное существо с черной душой.

— Но почему? И как ты ему помог? — спросила Мириамель.

— О, принцесса, меня сегодня одолела хмельная откровенность эрнистирийца, вот только вина я в рот не брал, — но все равно есть вещи, о которых я бы не хотел говорить. История моего падения принадлежит только мне. Большая часть моих друзей, находившихся тогда рядом со мной, сейчас мертвы. Могу сказать лишь одно: по разным причинам, из-за вещей, которые я тогда изучал, хотя лучше бы мне их не знать, а также множества пропитанных