Р о з и к а. У каждого своя цель в жизни! Что ж, если из всех дел я больше всего люблю безделье! Так я и дальше буду продолжать! В том же духе!..

П и к л я. …Пока в конце концов не угодила в тюрьму на Лекиной горе.

Р о з и к а. Разве можно осуждать меня! Ведь нигде в городе нельзя справить, я извиняюсь, даже самую малую нужду, пока не заплатишь! Нигде бесплатно не помочишься!

П и к л я. Тебе хоть сейчас ясно, Розика, какая у тебя репутация! В городе нет ни одного человека, который не знал бы тебя как великую грешницу!

Р о з и к а. Все мы грешники!

П и к л я. Греховодничай, но где-нибудь в другом месте. И не устраивай здесь бардак!..

Розика разражается рыданиями.

Вбегает  Б о р а, за ним — В и т о м и р, все поворачиваются к Боре спиной.

Б о р а. Что это вы все скисли?

Входит  Л и н а, за ней — Г о ц а, как только они замечают Бору, отворачиваются и уходят в сторону.

Сникли, как будто все в доме вымерло! И кто только вас собрал всех вместе, таких никчемных?

П и к л я (с иронией). Все тебя ждут с нетерпением, Бора! Чтобы ты объяснил нам вновь возникшую ситуацию. А что касается никчемности, придется мне кое-что объяснить тебе самому. Ты ведешь себя так, будто ты еще что-то представляешь собой, а ведь в действительности это совсем не так… Никто тебя теперь и в грош не ставит!

Б о р а. У кого башка хоть немного варит, тому объяснять ничего не надо! Или я должен вам разжевывать? Да вам хоть кол на ваших дубовых головах теши, вы все равно ничего не поймете. Днем с огнем на всем белом свете не сыщешь таких дубов! Нечего здесь и объяснять! Конец! Крышка! Финита!

В и т о м и р. Ничего себе, Бора, вот куда ты смотришь! (Решительно.) Ну уж нет, сначала ты должен объяснить коллективу, так просто ты не отделаешься — мол, наплевать и забыть!

Б о р а. Скоты! Друзья! Или как вас там еще назвать, черт побери! Вы что же думаете, что я для вас звезды с неба поснимаю? Вы что, набрались, что ли? Ведь я же тоже человек, и ничто чужое мне не безразлично. Но и свое я не отдам!

Раздается звонок.

Пойдите посмотрите, кто там пришел так некстати!

П и к л я. Слушай, Бора, можешь и сам сходить, не развалишься!

Б о р а. Сходи ты, Лина… этому Пикле, должно быть, уже с утра рога наставили, он на нас зло и срывает!

Л и н а (ворчит). Да, прошло его время… Если уж и Пикля отважился, значит, готово дело… А этот рот разинул… А еще называется председатель. (Уходит.)

Б о р а. Я хоть и председатель, но я не бог Саваоф! Я тоже люблю все, что любят другие! Что зависело от меня, я сделал. Другой бы и этого не сделал! У меня есть друзья моих лет, которые могут только раз в неделю — и все тут… Розика, ну ты-то по крайней мере знаешь. Нельзя ли по-товарищески… ведь алчность не добродетель! Вас много, а я один!

В и т о м и р. Перестань, не пори чушь. Шпира тоже один!

Б о р а. Значит, один — один… Ничья! Но что да, то да. Я деловой человек.

П и к л я. На словах. Я уже слышал это от Розики!

Б о р а. Но этот Шпира! Люди, честное слово, что с ним? Может, он ест кунжут? Я, между прочим, слышал, что это хорошо помогает, так же как и зеленый лук. Может, это поднимает и его мораль, кто знает? Лучше всех, наверное, могла бы узнать Розика…

Р о з и к а. Ну, за этим дело не станет, лучше скажи, как с моей работой? Ты отдал распоряжение отпечатать приказ о моем назначении?

Вбегает  Л и н а.

Л и н а (всем, кроме Боры, будто он не существует). Поздравьте, поздравьте!

Все окружили Лину. Бора остается один.

Б о р а. Вы что, белены объелись?!

Л и н а. Помолчи, к тебе никто не обращается!.. (Всем.) Спустя столько лет мне позвонил муж! Предлагает помириться! Представьте, он возвращается ко мне через семь лет! Признает свою ошибку и просит меня простить его…

Б о р а (прерывает ее). Хоть я тебя и не знаю близко, но могу сказать одно: бревно ты настоящее! (Кричит.) И почему это вы меня сторонитесь? Разве не я здесь председатель?

Л и н а. Был когда-то! Я подаю заявление об уходе, я больше не нуждаюсь. Всё здесь испохабили. Да и ты тут долго не продержишься! А теперь я хоть выскажу всю правду тебе в глаза.

Б о р а. Не вынуждай меня сказать то, что я знаю!

Л и н а. Ты абсолютно безвольный человек. А мне не восемнадцать лет, чтобы ты меня дурачил.

Б о р а. Да разве я виноват, что у тебя опущен желудок… на восемь сантиметров, а эти твои бородавки экстракласса, их и не сосчитать. Твоя гусиная кожа…

Л и н а. А в тебе… Даже исполнение гимна не разбудит в тебе мужчину. Плохому танцору все мешает! Опозорился ты по всем статьям! Если бы ты что-нибудь стоил, твоя жена за тебя бы держалась. Еще немного, и тебя определят на казенный кошт!

Все хохочут. Л и н а  уходит.

Б о р а. Неправда! Не слушайте эту развалину! Вся обтянулась — авось кто-нибудь клюнет! Я хочу вам сказать… послушайте меня! Еще не все потеряно, наша судьба — в наших руках! Все зависит от нас самих, мы не должны ждать манны небесной! Мы должны единым фронтом двинуться вперед, и если потребуется, то пойти и на жертвы и ограничения! Мы должны разобраться, понять, что нам вредит!

В и т о м и р. Это твои последние судороги, Бора. Ты трепыхался, трепыхался, и все с больной головы на здоровую. И еще эта твоя показуха! Сбавь обороты!

Б о р а. А ты что лезешь, Витомир? Ведь ты должен меня поддерживать… Надо уменьшить почтово-телеграфные расходы, поставить кассовый аппарат у телефона. Эти личные телефонные разговоры нас погубят!

В и т о м и р. Мы еще узнаем, что нас погубило! (Уходит.)

Уходят и другие. Бора остается один.

Б о р а. Куда же вы все разбрелись, когда я здесь обсуждаю ключевые вопросы, имеющие жизненно важное значение для всех нас! И как меня с вами судьба свела? Неквалифицированные, никчемные, неумехи неинициативные. Были бы хоть у одной приличные ножки… а то ведь все коротконогие, кривые, хромые… Камбаскович!

Входит  П и к л я.

П и к л я. Что ты орешь, как бык, ты же не в селе Муртенице!

Б о р а. Я спрашиваю — где Камбаскович?

П и к л я. Спроси своего покойного батьку, я тебе не мальчик на побегушках!

Входит  В и т о м и р.

В и т о м и р (не глядя на Бору, Пикле). Я предлагаю, чтобы наш управленческий аппарат освободил часть здания.