Читать онлайн Драматургия Югославии - Мирослав Крлежа

Драматургия Югославии

Мирослав Крлежа

АГОНИЯ{1}

Драма в трех действиях

Перевод с хорватскосербского Н. ВАГАПОВОЙ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Барон Ленбах.

Лаура Ленбах — его жена.

Иван фон Крижовец.

Мадлен Петровна.

Мария — горничная Лауры.

Полицейский чиновник.

Глухонемой нищий.

Двое служащих похоронного бюро.

Действие происходит в Загребе в начале 1920-х годов.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Приемная в модном салоне Лауры Ленбах. Окна занавешены белыми маркизами, сквозь них проступают контуры предметов, выставленных в витринах.

С улицы проникает мягкий свет газовых фонарей. Поздние сентябрьские сумерки. Опаловые краски неба, сероватые предвечерние отсветы на крышах. В окнах, выходящих во двор, виднеются кроны платанов.

В комнате зажжены огни: бронзовая люстра с семью светильниками, лампы на столах. Их разноцветные абажуры смягчают декоративный, бьющий в глаза стиль модной приемной, создают впечатление солидности и хорошего вкуса. Тяжелые бархатные портьеры, пол застлан коврами. На стенах — старинные гравюры.

Вдоль стен — застекленные серванты и комоды эпохи Людовика XV, уставленные флаконами духов, вазами из богемского хрусталя, золотыми ампирными часами с амурами на циферблатах, — все это придает помещению, расположенному под сводами старого дома, уют хорошо обставленных барских покоев. Здесь бывают знатные дамы и господа или мнящие себя таковыми — представители хаотической эпохи, последовавшей за крахом Австрийской империи. Всякого рода выскочки и проходимцы покупают здесь шелка и бархат, заказывают платья и шляпы для своих жен. Интимная атмосфера салона нарушается грустно-упадочными нотками выставки, устроенной ради привлечения клиентов.

На огромном столе в стиле барокко (он служит одновременно и стойкой для оформления заказов) разложен товар, приготовленный для отправки в провинцию. Шляпы последних моделей: большие, с полями, разукрашенные розами шляпы для визитов; тюрбаны из черной тафты; фетровые терракотовые колпаки с петушиными перьями; детали отделки: цветы из креп-жоржета, вишни и другие плоды из лакированной кожи, вуали; прочие предметы дамского туалета: шелковые шали, шарфы шифоновые цвета морской волны, марокеновые, муаровые с вышитыми цветами; черные страусовые веера с черепаховыми пластинками, серебряные орхидеи, кружева.

В левом углу салона, в нише, прекрасный гарнитур в стиле ампир, обтянутый слегка выцветшим светло-зеленым шелком. Висячая лампа под пепельно-серым колоколообразным абажуром. Здесь Лаура Ленбах принимает своих личных посетителей.

Л а у р а  и  Л е н б а х.

Л е н б а х (он пьян, раздражен). Ты нарушила правила хорошего тона, и я по твоей милости оказался в ситуации… просто немыслимой! Я не в состоянии объяснить все это майору фон Лоренцу, я не знаю, что мне делать. Ведь это недостойно воспитанной дамы — вышвырнуть из дома джентльмена, который хотел мне оказать дружескую услугу! Это вопиющее Formfehler[1]! Так мелочно и вульгарно обойтись с человеком, носящим офицерский чин! Просто невероятно! Совершенно по-мещански… Kleinbürgerlich[2]! Что я могу сказать фон Лоренцу? Как объяснить ему твое поведение?!

Л а у р а. Бог знает что ты говоришь! Ты говоришь о каком-то нарушении правил хорошего тона — да это просто патология! Майор фон Лоренц — «джентльмен, офицер»!.. Но послушай: твой фон Лоренц дал мне слово джентльмена, что ему надо со мной обсудить его личные, сугубо частные дела, и только когда мы остались вдвоем, он показал мне твою визитную карточку с распиской. Использовать чужую визитную карточку, бесстыдно врать в деле, касающемся уплаты «долга чести», пытаться с помощью некоего Лоренца вытянуть у своей супруги две тысячи — это, по-твоему, достойно хорошо воспитанного господина! Вот что ты называешь хорошим тоном!.. Но когда твоему Лоренцу указывают на дверь — это, оказывается, вопиющее нарушение приличий!

Л е н б а х. Фон Лоренц понятия не имел, о чем идет речь в моей записке! Он выполнял посредническую миссию, а ты его вышвырнула на улицу, как собаку…

Л а у р а. Будто я не знала, что ты ждешь его за ближайшим углом! Не будь смешным! Ну скажи, ты же ждал его за углом?..

Л е н б а х. В конце концов речь идет не о фон Лоренце как таковом! Это дело особое. Ты допустила Formfehler — и баста! Но суть в этом, что мне до вечера необходимы две тысячи. Собственно, сумма ничтожная. Ведь в ноябре я начинаю свой тренерский сезон в Поло-клубе. Но эти деньги я обещал под честное слово отдать сегодня вечером.

Л а у р а. Для тебя две тысячи — это две партии в покер, а я работаю неделю, да, целых семь дней я гну спину, чтобы их заработать! Я не играю в карты, я работаю. Я здесь торчу не от нечего делать, мне надо обеспечить работой десять мастериц, у меня не хватает денег на материал…

Л е н б а х. Вы все работаете, ах да, работаете, а я — только пью и играю в карты! Надо что-то делать! Надо работать! Комедия! Как работать? Что делать? Ну что я мог бы делать? Вот, пожалуйста, полковник Траутнер, он торчит, весь перемазанный известью, с пяти утра до девяти вечера на куче грязи, точно на командном пункте, и изрекает свои ordres de bataille[3] каменщикам и мужикам с телегами. И зарабатывает таким путем две тысячи двести, то есть меньше, чем я. Как бывший кавалерийский подполковник, я мог бы претендовать на лучшее место, ну, скажем, стать метрдотелем! Но где здесь хоть один отель, достойный того, чтобы бывший подполковник кавалерии стал в нем мэтром? Да если бы я сегодня и числился где-нибудь на службе, что бы это изменило? Разве я уже не занимался страхованием на случай кражи или несчастного случая? И чего я достиг? За два месяца я застраховал одного-единственного кретина, служившего когда-то у меня в полку! Один-единственный вонючий вахмистр за два месяца, и тот застраховался из уважения ко мне, чтобы оказать мне, видите ли, особую милость! У меня нет склонности к деловым операциям! Я не могу стать портнихой…

Л а у р а. Работает же подполковник генерального штаба Франк в банке! А кавалерийский капитан Янек служит в редакции и не считает, что это унижает его достоинство.

Л е н б а х. Ну уж ту чушь, которую несет Янек в своих статьях, я никогда не стал бы подписывать своим именем! И все-то они работают, зарабатывают, они — господа, ибо имеют деньги! Да отстаньте вы от меня! Это просто оскорбительно. Дайте сохранить хоть немного идеализма… Конечно, вы работаете, а мы пропиваем деньги. Старая песенка!

Л а у р а. Это ужасно! Я не понимаю, почему тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Даже здесь, где я работаю, у меня нет ни минуты покоя.