Шрифт:
Закладка:
Машина тронулась и через полмили из-за поворота вылетел плакат с большим желтым верблюдом "Кэмелом". Некурящий Арчибальд облегченно вздохнул, морщины его разгладились.
В полной темноте, тихие и умиротворенные, компаньоны прибыли в очередной стандартный городок с Мейн-стритом, аптекой, газолиновой станцией и двумя отелями: "Мэйфлауэр" — подороже, и "Калифорния" — попроще.
Они остановились в туристском кэмпе, который, видимо, и был достопримечательностью сам по себе, потому что ничего другого, могущего привлечь туристов, не было в радиусе ста миль.
К удивлению Остапа, туристов в кэмпе оказалось довольно много, и вскоре он понял, почему.
После ужина постояльцам, собравшимся в небольшом зале кэмпа, сложенного из гигантских бревен, показали кинокартину. После картины был дан концерт.
На сцену вышел толстый мальчик с банджо. Он независимо уселся на эстраде и стал щипать струны своего инструмента, изо всей силы отбивая такт ногами в ковбойских сапожках. На публику он смотрел высокомерно, и сразу было видно, что людьми он считает только ковбоев, а всех остальных — просто трухой. За ним появился очень высокий, худой и носатый ковбой с гитарой. Он посмотрел на публику и сказал:
— Слушайте, тут мы должны были петь втроем, но остальные, как видно, не придут, так что я буду петь один… А то, может быть, не надо петь? Я-то, вообще говоря, петь не умею.
У него было красивое насмешливое лицо. В маленьких черных глазках так и было написано: "Ну, чего мы будем валять дурака? Пойдем, лучше выпьем где-нибудь. Это гораздо интереснее. Не хотите? Ну, тогда я все-таки буду петь. Вам же хуже будет".
Толстый мальчик по-прежнему гремел на банджо. Гитара звучала негромко, и ковбой пел, скорее выговаривал свои песенки, иногда переходя на тирольский фальцет. Песенки были простые и смешные. Вот что рассказывалось в одной из них:
"Когда я мальчиком купался в реке, у меня украли сложенную на берегу одежду. Идти голым домой было неудобно, и, дожидаясь темноты, я развлекался тем, что вырезал на стволе старой яблони свои инициалы. Прошло много лет с тех пор, я выбрал себе красивую девушку и женился на ней. Представьте себе, что случилось, когда мы в первый раз вошли в спальню. Моя красивая жена спокойно вынимает изо рта искусственные челюсти и кладет их в стакан с водой. Потом она снимает с себя парик и открывает свою лысую голову. Из лифа она вынимает громадные куски ваты. Моя красотка на глазах превращается в огородное пугало. Но это еще не все. Это чучело снимает с себя юбку и хладнокровно отвинчивает свою деревянную ногу. И на этой ноге я вижу внезапно свои инициалы. И, черт меня побери, если это не те самые инициалы, которые я вырезал когда-то на стволе старой яблони, когда в детстве у меня украли одежду".
Все хохотали. Это было очень старомодно, наивно и смешно. Ковбой по-прежнему сатирически улыбался. По-прежнему у него в глазах сверкало приглашение зайти куда-нибудь за угол, чтобы хлопнуть несколько больших стопок виски. Но насчет того, что петь он не умеет, ковбой соврал. Пел он хорошо и долго смешил всех.
После него вышел негр. Здесь не было конферансье и никто не объявлял имен артистов. Да они и не были артистами. Все выступавшие были служащие и давали концерт по совместительству.
Негр был отчаянно молодой и длинноногий. Ноги у него, казалось, начинались от подмышек. Он танцевал и выбивал чечетку с истинным удовольствием. Руки его как-то замечательно болтались вдоль тела. Он был в штанах с подтяжками и рабочей рубашке. Закончив танец, он весело взял метелку, стоявшую в углу, и ушел, скаля зубы.
Арчибальд хлопнул рюмку виски и, не попрощавшись, ушел спать. Бендер заказал себе бокал рейнского вина.
— Вы, я вижу, иностранец? — спросил бармен, протягивая заказ.
— Я же сказал всего два слова, — удивился Остап. — Что, такой сильный акцент?
— Нет, просто вы сегодня первый, кто заказал вино.
— ?
— Вы давно в Америке?
— Две недели.
— И вы до сих пор не обратили внимания, что американцы пьют мало вина и предпочитают виски? Понимаете, бутылка хорошего вина предусматривает хороший разговор. Люди сидят за столиком и разговаривают, и тут одно дополняет другое, — без хорошего разговора вино не доставляет удовольствия. А американцы не любят и не умеют разговаривать. Вы заметили? Они никогда не засиживаются за столом. Им не о чем говорить. Они танцуют или играют в бридж. И предпочитают виски. Выпил три стопки — и сразу опьянел. Так что и разговаривать незачем. Да, сэр, американцы не пьют вина.
Бармен помолчал, рассматривая командора.
— Вы — грек? — спросил он.
— Скорее, русский, — вопрос оказался непростым.
— Видел я, как пьют русские, — задумчиво протянул бармен. — Впрочем, это большое заблуждение, что русские — пьяницы. Русские, как раз-таки, в отличие от американцев, не пьют. Они общаются, они очищают души, они беседуют. Как это по-русски: "Po dusham", — произнес он старательно.
— Ты чертовски прав, приятель, — поддержал Остап. — Это то, чего мне очень не хватает.
— Скоро все разойдутся, — сказал бармен в заключение. — Посидим, — и еще раз повторил: "Po dusham".
Остап проснулся очень рано. Перевернулся на другой бок и попытался заснуть. Но что-то мешало. И он понял, что. Он не слышал мерного посапывания Арчибальда, к которому привык за все время путешествия. Остап сел. Арчибальда не было.
Он быстро оделся и вышел. Во дворе он увидел вчерашнего негра. Тот подметал аллею. И подметал он чуть ли не с таким же удовольствием, как танцевал вчера. И казалось даже, что он продолжает танцевать, а метла — только оформление танца. Негр раздвинул свои большие серые губы и пожелал Остапу доброго утра.
— Послушай, дружище, ты не видел моего друга? — спросил командор.
— Это такой высокий и
