Шрифт:
Закладка:
«Мы прощаемся с Зиной, нашим дорогим другом. Она спасала наши жизни и сама хотела жить. Теперь ее нет с нами. Мы оставляем ее здесь в сырой земле…»
Михайловский пошел дальше. На улице Нарвской из здания школы выносили раненых бойцов и грузили в санитарные машины. По улицам беспорядочно шли бойцы, неся по одной винтовке или по две – свою и погибшего или раненого товарища. Воздух пропитан был гарью и запахом взрывчатки. Баррикады загромождали улицы, оставляя сбоку лишь узкий проход, через который могли пробраться последние отступающие. Это были те, кто удерживал рубежи, пока грузились и уходили корабли из Минной гавани, из торгового порта. Над их головой один за другим грохотали орудийные залпы крейсера «Киров». А возле пирсов, где советские войска грузились на транспортные суда, горел склад с патронами – треск, грохот, как на поле боя.
Ругался машинист подъемного крана, отправляя на корабль огромные ящики: «Какого черта их грузить? Людям нет места, а мы загружаем корабль ящиками».
«Дурак ты, это боезапас», – откликнулся снизу боец.
«Боезапас, боезапас! Кому он нужен в море?» – не унимался крановщик.
Сторожевой корабль «Пиккер», служивший командным пунктом для Военного совета, уже опустел. На палубе остался лишь кок в белом колпаке, с любопытством взиравший на окружающее.
Вот на пирсе появился армейский капитан, измученный и забрызганный грязью, подошел к вице-адмиралу. «Я могу привести на транспорт моих ребят? – спрашивает он. – У меня никакой техники нет, последнюю пушку подорвали».
«Нет, – решительно заявляет адмирал, – транспорт переполнен, грузитесь на танкер».
Михайловский наблюдал, как подъехала к пирсу маленькая серая машина, из нее вышел Всеволод Вишневский и приказал шоферу: «Здесь подорвите машину».
Шофер колебался: «Может, я просто сниму карбюратор?
«Вы знаете приказ: ничего врагу не оставлять, – возразил сурово Вишневский. – Выполняйте приказ».
Наконец шофер загнал машину в узкий проезд, вытащил гранату, бросил в машину, кинулся на землю. Раздался громкий взрыв.
Вдруг Вишневскому пришла в голову мысль. Газеты! Никто не доставил из типографии последний номер «Советской Эстонии». И вместе с Михайловским, Анатолием Тарасенковым из «Комсомольской правды» и поэтом Юрием Инге он отправился назад в город, мимо баррикад и горящих зданий к серому строению, где помещалась типография. Напротив, на другой стороне улицы, 4-этажный дом был объят пламенем.
С громким топотом они вошли в редакцию газеты. А там было сумрачно, тихо, пачка свежих газет на подоконнике, куда складывали почту. Эстонские наборщики еще не ушли и с удивлением поглядели на четырех русских. Взяв по свертку газет, русские ушли.
Плакала какая-то женщина в синем платочке. Они отправились назад к Минной гавани по улицам, где непрерывно грохотало эхо выстрелов.
В 2 часа 40 минут Вишневский вместе с комиссаром Карякиным сел на катер, направившийся к лидеру «Ленинград», который шел во главе уходящей из Таллина эскадры. Взрывы в городе, бомбежка в порту – стоял оглушающий грохот.
Михайловский, Тарасенков и большинство других журналистов поднялись на борт «Виронии». А также и профессор Цехновицер с рюкзаком на спине. Худое, небритое лицо, изорванная форма, ботинки в грязи. Но он был, как всегда, оживлен и весел.
«Ну, – сказал он бодро, – попали в чертову мясорубку! Каким мы чудом уцелели, просто не понимаю. Мы три дня из боя не выходили, я думал, что выйдем только в гробу под оркестр. И вдруг приказ отходить и явиться в Минную гавань».
«Вы под счастливой звездой родились», – заметил кто-то.
«Совершенно верно», – подтвердил Цехновицер.
Появился Иоханнес Лауристин, он искал ледокол «Судртыл», на котором должен был эвакуироваться. Но ледокол уже ушел, большинство его пассажиров составляли артисты флотского театра.
«Ничего, – сказал Иоханнес Лауристин, – пойду на минном заградителе «Володарский». Увидимся в Ленинграде».
Наступила ночь. Из гавани виден был древний Вышгород, очертания его балюстрад на фоне огненного неба. Вдали вырисовывалась огромная башня «Длинный Герман», а на ее вершине развевался красный флаг. Из города доносился грохот взрывов. Оставшиеся защитники еще держатся на последних рубежах.
Погрузка на транспортные суда началась в 4 часа утра 27 августа. За 24 часа был подготовлен план эвакуации – предстояло вывести из Таллинской гавани 190 кораблей, в том числе 70 транспортов, каждый водоизмещением свыше 60 тысяч тонн. Чтобы пройти благополучно заминированное и узкое водное пространство (один из очевидцев назвал его «суп с клецками», так оно сильно было заминировано), требовалось минимум 100 тральщиков. А имелось 10 тральщиков и 17 легких траулеров. По наиболее точным данным, число фашистских мин в тех водах, через которые должен проходить конвой, составляло от 3 до 4 тысяч[110]. В связи с чрезвычайным положением адмирал Трибуц просил дать ему 16 легких кораблей морской охраны для сопровождения конвоя, а также произвести предупредительные налеты на германские береговые авиабазы, чтобы уменьшить опасность, которой подвергается конвой. Из Ленинграда поступили приказы относительно этих мер предосторожности, но лишь после того, как флот ушел из Таллина.
Когда наступил вечер, морские орудия удвоили огонь, чтобы прикрыть загрузку транспортных судов. Торговая пристань была разрушена огнем немцев, кораблям пришлось перейти в Бекеровский порт. В 9 часов вечера тыловое охранение отступило на последние позиции, началось уничтожение последних складов.
Какое-то время адмирал Пантелеев наблюдал с мостика «Виронии» за обстановкой. Он видел, как лидер «Минск» внезапно прервал огонь и резко повернулся. То же сделал минный заградитель «Скорый». Они уклонялись от бомб. В полночь «Вирония» отошла, чтобы занять свое место в конвое между островами Найссар и Аэгна. Погода к этому времени не улучшилась.
Корабли, от носа до кормы, сотрясал страшный шторм. Крупные транспорты рвались с буксиров. Проливной дождь хлещет по гавани. У входа в канал – старый минный заградитель «Амур», ему суждено утонуть, чтобы закрыть немцам проход. В гавани уже темно, опустели пирсы. Остались два катера и последний корабль «Пиккер», которые доставят членов Военного совета на крейсер «Киров».
На борту «Виронии» шел оживленный разговор, там собралось большинство журналистов. Среди них была и медсестра по фамилии Будалова, побывавшая с группой русских в Испании во время гражданской войны.
