никогда не должно использоваться? Такие многонациональные государства, как Российская империя, согласно Ленину, обретут новую силу, если входящие в них народы будут сотрудничать свободно и без принуждения, что они смогут делать, только если им будет дано право на отделение. В мировом масштабе свобода отделения являлась одним из основных прав в период перехода человеческого общества от феодального и капиталистического прошлого, когда одна нация угнетала другую, к социалистическому будущему, когда все народы должны слиться в единое человечество. Обладая правом на отделение, прежде угнетаемая нация могла преодолеть ощущение опасности и недоверия к другим народам и, таким образом, подготовиться к жизни при социализме. Как следствие, марксистским наставникам пролетариата наций-угнетателей полагалось требовать для всех угнетенных наций свободы отделения, хотя в угнетенных странах марксисты должны были бороться не за независимость, а за объединение своего собственного пролетариата с пролетариатом нации-угнетателя.

Однако, какой бы впечатляющей она ни была в качестве интеллектуальной гимнастики и каким бы успешным инструментом пропаганды ни являлась после февраля 1917 года, ленинская национальная политика не была «ни последовательной, ни практичной». Она пыталась примирить непримиримое, поскольку в случае России требования социалистической революции в интерпретации Ленина были несовместимы с желаниями различных народов страны. Похоже, позиция большевиков предлагала угнетенным народам Российской империи выбор из двух неприемлемых альтернатив: либо разорвать все связи с Россией, либо утратить свою идентичность как нации внутри русского государства. Но за два месяца, прошедших после Февральской революции, когда Ленину и Сталину впервые пришлось открыто соперничать за народную поддержку с другими общественными силами, они изменили свою позицию и сдержали обещание широкой региональной автономии, хотя Ленин проявил осторожность, добавив, что в пролетарских организациях России должны участвовать рабочие всех национальностей.

До захвата большевиками власти в России Бухара и Хива не привлекли к себе большого внимания с их стороны. В эти годы Ленин несколько раз сравнивал эти два протектората с Маньчжурией, Кореей и французскими колониями. Смысл всегда заключался в том, что ханства тоже являлись объектами капиталистической эксплуатации, поэтому им было предоставлено такое же право выхода из России, как Туркестану, Украине, Польше или Финляндии. В июне 1917 года на I Всероссийском съезде Советов Ленин настаивал, что Россия не должна насильно удерживать свои квазиколонии Бухару и Хиву, поскольку «все народы должны быть свободны». Однако за два месяца до этого на VII партийной конференции в аудитории, с которой он мог себе позволить быть более искренним, он говорил: «Мы выступаем за братский союз со всеми народами… Мы, определенно, не хотим, чтобы крестьяне Хивы жили под властью хивинского хана». При таком подходе логический результат, к которому пришла большевистская национальная политика в процессе ее развития за предшествующие десять с половиной лет, и свержение большевиками Временного правительства в октябре 1917 года не сулили эмиру Алиму и хану Исфандияру ничего хорошего.

Бухара и Октябрьская революция

В первые три месяца после Октябрьской революции большевики столкнулись с проблемой, как применить принципы своей национальной политики теперь, когда они у власти. Петроград раз за разом заявлял о приверженности идеалу самоопределения вплоть до отделения и независимости для всех народов России, но в то же время никогда не переставал подчеркивать, что его цель – «добровольное» единение народов России и слияние рабочих и крестьян всех национальностей в одну революционную силу. Сталин, ставший теперь народным комиссаром по делам национальностей, постоянно напоминал стране, что Петроград не позволит контрреволюционерам злоупотребить правом на самоопределение. Единственным верным использованием этого права является создание независимой республики, если такового желает пролетариат данного национального региона. Забыв о своем отвращении к термину «федерация», большевики в январе 1918 года объявили, что Российская Советская Республика является добровольной федерацией национальных регионов. Новые хозяева России приняли форму, но не суть федерализма и, таким образом, остались верны духу ленинизма.

Все публичные заявления нового русского правительства в пользу того, чтобы рабочие и крестьяне национальных окраин брали свою судьбу в свои руки, создавали республики и объединялись в федерацию с Советской Россией, подтверждали первоначальную реакцию правителей Бухары и Хивы на Октябрьскую революцию. В лице Романовых они нашли доброжелательных и не слишком требовательных покровителей, а во Временном правительстве сравнительно слабый режим, который можно было увести в сторону от цели модернизации ханств. Но во власти Советов Алим и Исфандияр почувствовали серьезную потенциальную угрозу. Их главным упованием стало ожидание, что большевистскому режиму уготована короткая жизнь.

В Ташкенте власть Советов была окончательно установлена 1 ноября, когда местный Совет, состоявший из большевиков и левых эсеров, арестовал Туркестанский комитет Временного правительства. Уже с 13 сентября, когда Ташкентский Совет при поддержке солдат Ташкентского гарнизона впервые провозгласил, что берет в свои руки власть над всем русским Туркестаном, началась его борьба за власть с Туркестанским комитетом и генералом Коровиченко, которого Керенский отправил восстанавливать порядок. Большинство других Советов в Центральной Азии, включая Советы в русских поселениях Бухары, считали попытку Ташкентского Совета захватить власть преждевременной. Однако к концу октября, с приходом известия об объявлении власти Советов в Петрограде, Советы Туркестана и Бухары выстроились вслед за Ташкентом. 20 ноября Туркестанский краевой Совет был переименован в Совнарком Туркестанского края, его председателем стал бывший железнодорожный рабочий-большевик Ф.И. Колесов. В течение недели советская власть была установлена в русских поселениях Бухары: областной Совет отменил четыре исполнительных комитета и муниципальные думы и занял резидентство в Новой Бухаре. 2 декабря II областной съезд Советов избрал Совет народных комиссаров русских поселений, подчиненный самому съезду и Ташкентскому Совнаркому. Таким образом, меньше чем за шесть недель после большевистской революции в Петрограде для русских обитателей Бухары была создана советская власть в миниатюре.

Несмотря на громкие заявления, поначалу новая русская власть была вынуждена принять в отношении правительства эмира довольно консервативную политику. В то время, когда большевики захватили контроль, Центральная Азия уже была отрезана от прямых наземных контактов с европейской частью России. 17 октября атаман А.И. Дутов и его казаки захватили Оренбург и остановили движение по Оренбургско-Ташкентской железной дороге. В конце ноября, как раз в то время, когда большевики устанавливали свою власть в русских поселениях Бухары, Ташкент оказался перед лицом другой серьезной угрозы. 28 ноября в ответ на отказ Ташкентского Совнаркома в предоставлении Туркестану территориальной автономии и в участии мусульман в его правительстве IV съезд туркестанских мусульман заявил об автономии региона в составе Российской Федерации и создал правительство в Коканде в противовес Ташкенту. Столкнувшись с такими срочными делами, режим Колесова не захотел создавать себе новых проблем в отношении Бухары. Соответственно Ташкент 29 ноября признал независимость Бухары и проинструктировал резидентство и Новобухарский Совет просто попросить эмира