евреи, еще сильнее подогрело их оппонентов. Чтобы избежать открытого столкновения, джадиды распустили своих сторонников и отправили делегацию из трех человек к кушбеги, чтобы убедить его в своих мирных намерениях. Эти трое стали первыми из примерно 30 джадидов, арестованных и заключенных в цитадель в течение следующих четырех часов и повергнутых традиционному бухарскому наказанию – 75 ударам кнутом.

Арест нескольких джадидов и бегство большей их части из столицы в Новую Бухару не привели к немедленному прекращению организованных духовенством массовых протестов против реформ и манифеста. 8 и 9 апреля беспорядки в столице продолжались. Ночью 8-го Миллер, за которым стоял Совет Новой Бухары, попросил, чтобы из Самарканда (ок. 150 миль по железной дороге от Новой Бухары) прислали роту солдат, а на следующее утро из-за продолжающихся беспорядков он попросил еще полк, вооруженный пулеметами. 9-го во второй половине дня в Новую Бухару прибыла первая запрошенная резидентом рота, сопровождавшая делегацию Самаркандского Совета во главе с председателем Самаркандского областного Совета эсером И.В. Черновым. Между тем Миллер отправил бухарскому правительству записку с требованием восстановить порядок. Он напомнил эмиру и его чиновникам, что они отвечают за безопасность русских и джадидов в столице, и потребовал, чтобы из города был выслан бывший кази-калан и лидер ультраконсерваторов Бурхан ад-Дин. Однако, пока из Самарканда не прибыли войска, ситуация так и не нормализовалась. Перед лицом военной силы Алим уступил требованию Миллера, и 10 джадидов, до сих пор находившихся под арестом, были освобождены. Не доверяя местной власти, вновь прибывшие войска сформировали эскорт из 50 человек, которому разрешили войти в цитадель и вывести заключенных. 10 апреля на аудиенции у эмира Миллер и представители Советов Новой Бухары и Самарканда успокоили Алима, пообещав, что в будущем не допустят никаких демонстраций.

Прерванная демонстрация 8 апреля и ее последствия пошатнули непрочную основу, заложенную Миллером в прошлом месяце. Теперь враждебность между джадидами и религиозными фанатиками приняла открытую форму. Отношения резидентства и русских жителей ханства тоже оказались непоправимо испорчены. При поддержке радикальных джадидов представители Самаркандского Совета начали выступать за отставку Миллера и Шульги, обвиняя резидентство в сговоре с правительством эмира с целью помешать реформам. Поначалу колебавшийся Совет Новой Бухары тоже присоединился к этой атаке. Миллер потребовал отзыва Чернова и его группы и официального расследования их обвинений, но одновременно с этим отправил в Петроград прошение об отставке, заявляя, что больше не может быть полезен на своем посту.

Теперь, после своей неудачной демонстрации, джадиды, которых все чаще стали называть младобухарцами, оказались сильно дезорганизованы. Умеренные спешно выбрали новый Центральный комитет под руководством Мухиддина Мансура, богатого купца и старого джадида, который недавно вернулся из изгнания в Закаспийской области. Обвинив радикалов в провале 8 апреля, умеренные бросили всю свою энергию, чтобы через Миллера добиться от эмира амнистии для себя, прекращения преследований сторонников реформ и легализации политической деятельности в ханстве. Несмотря на пессимизм в отношении шансов повторного сближения джадидов и местной власти, Миллер согласился попробовать. Он получил от бухарского правительства обещание позволить джадидам вернуться в столицу и убедил кушбеги воспользоваться их мирными намерениями, чтобы устроить публичное примирение и призвать консерваторов подчиниться воле эмира в отношении реформ. Встреча, устроенная с этой целью, началась, как и планировалось, 14 апреля во второй половине дня в цитадели с участием Миллера, Введенского и Шульги, которые должны были засвидетельствовать искренность эмира. Однако муллы и мударисы сорвали встречу громкими криками, выражавшими обеспокоенность за веру и неприятие манифеста 7 апреля. Алим покинул комнату, а Миллер и Введенский в течение нескольких часов тщетно убеждали мулл и чиновников в полном соответствии манифеста шариату и исламу в целом. А в это время под стенами цитадели собралась агрессивная толпа, требующая казнить отступников джадидов. Сами джадиды считали, что эмир с помощью Миллера предательски заманил их в ловушку. Перед лицом попыток кушбеги заставить их отказаться от проведения масштабных реформ джадиды не отступали. Тем временем казачий эскорт из резидентства не давал толпе ворваться в цитадель, и в 22.30 Миллер, после телефонного звонка в Новую Бухару с просьбой прислать войска, вывел младобухарцев из цитадели и препроводил их назад, в русское поселение.

Попытка Миллера и умеренных джадидов сблизиться с правительством эмира провалилась, уступив место еще большей враждебности и напряжению. Теперь позиция Миллера была заметно скомпрометирована, джадиды дискредитированы, и эмир был менее склонен всерьез думать о реформах. Поведение кушбеги на встрече 14-го убедило Миллера, что он тесно связан с противниками реформ, и уже на следующий день резидент потребовал его замены. Насрулла, которому больше не доверяли ни реформаторы, ни консерваторы, действительно был освобожден от своих обязанностей 15 апреля и официально снят с поста неделей позже, однако выбор ультраконсерватора в качестве его преемника указывал, что влияние Миллера при дворе эмира резко упало. То, что Петроград так затянул с изъявлением поддержки Миллеровскому проекту манифеста, неспособность резидентства не допустить демонстрации 8 апреля и растущее недоверие к резидентству со стороны джадидов и Советов в сочетании с ожесточенностью клерикалов и недовольством населения убедило Алима в неразумности придавать такое большое значение требованиям нового русского режима в ущерб настроениям своих собственных подданных. 22-го, вопреки протестам младобухарцев, эмир назначил новым кушбеги Низам ад-Дина Урганджи и выбрал на высокие должности нескольких других ультраконсерваторов.

Низам ад-Дин не прилагал особых усилий, чтобы скрыть свою симпатию к религиозным фанатикам. До своего назначения он выступал за ликвидацию ведущих джадидов и, как только получил пост кушбеги, стал раздавать деньги из государственного казначейства на поддержку реакционеров. При такой помощи со стороны правительства и поддержке мусульманского духовенства из Туркестана и других частей России бухарские муллы и другие клерикалы осмелели еще больше. В апреле они агитировали крестьян за священную войну против русских и их младобухарских союзников. 7 июня разрушили типографию, которую только что открыл эмир. В середине июля провели успешную кампанию за восстановление в должности прежнего кази-калана Бурхан ад-Дина, снятия которого Миллер добился в конце марта.

В то же время Алим, уступая давлению противников перемен, оказался в еще более сложном положении. Пока крайне неопределенная ситуация в России не разрешится, он чувствовал потребность по-прежнему убеждать резидентство и Петроград в своем согласии на проведение реформ, однако заявлял, что делать это нужно «постепенно и осмотрительно». Эмир даже зашел так далеко, что в начале мая ввел стандартную оплату юридических услуг, регулярное жалованье для столичных чиновников, а в конце месяца установил в столице первую за всю ее историю печатную машину. Несмотря на то что Алим не согласился с требованием резидентства о снятии Низам ад-Дина, он лишил кушбеги права