– И теперь ты решил все это себе разрешить? – Савьер хмыкнул.

– Пожалуй. Я, в конце концов, император, и могу делать все, что мне заблагорассудится. Выпивать бутылку вина до завтрака, трахать служанок… О, возьми тебя Жнец, Савьер, не строй такое лицо!

– Ты отвратителен, – признался Савьер и покачал головой.

– Я просто поддался своим желаниям. Жизнь коротка, братец.

– И ты решил потратить эту короткую жизнь на женщин и войну?

– Я положу к ногам своего сына Пятнадцать Свободных земель, разве этого недостаточно? – Лаверн залпом допил остатки вина и отставил бокал. – А Элинор совершенно плевать на то, с кем я сплю.

– С чего ты взял?

– Она меня не любит, как и я ее.

– Ты говоришь о любви? Ты?! – Савьер едва не расхохотался. – Лаверн, разве ты способен любить кого-то кроме себя?

– Конечно, – серьезно ответил брат. – Я люблю тебя, идиот.

Савьер замер с открытым ртом. Хотел сказать что-то колкое, но все слова вдруг куда-то подевались, в голове осталась только звенящая пустота.

– Потому что я твоя кровная родня? – наконец спросил он.

– Именно. И своего сына я тоже люблю, по-своему. Уж точно больше, чем его мать. – Лаверн фыркнул.

– Чем Элинор заслужила такое отношение?

– Ничем. Она просто подвернулась мне под руку, когда я искал невесту. Разве я обижаю ее? Разве я запер ее в башне и заставил рожать мне детей? Я даже ни разу не брал ее без позволения. Ты можешь думать обо мне что угодно, но я уважаю мать своего ребенка.

Лаверн выпрямился, поднял подбородок и Савьер снова отметил, что брат неописуемо красив. Его профиль могли чеканить на монетах, его могли рисовать придворные художники, о нем могли бы слагать песни барды. Но вместо того, чтобы подарить своему народу безбедное будущее и довольствоваться землями Дома Багряных Вод, Лаверн выбрал путь войны и ненависти.

– Так что тебе напела жрица? Луны замышляют что-то против меня? – Лаверн внимательно посмотрел на брата.

– Пока она неохотно делится какими-то сведениями, – спокойно ответил Савьер. – Но я уверен, что рано или поздно она доверится мне.

– В замке Верховная, – вдруг сказал Лаверн.

– Ч-что?!

– Да, прибыла несколько ночей назад. Вы еще не встречались?

– Нет, я…

– И не удивительно. – Лаверн снова пренебрежительно фыркнул и закатил глаза. – Эта сумасшедшая выходит из комнаты только ночью, слуги вынуждены накрывать стол для нее одной. Ты когда-нибудь слышал о том, что лунный народ не переносит солнечный свет?

– Нет, – признался Савьер.

– Я тоже, но, видимо, Верховная признает только свет луны, Жнец бы ее побрал.

– Ты не слишком ее уважаешь, да?

– Она всего лишь женщина, пусть и принадлежащая к другой расе.

Савьеру захотелось ударить брата, но он сдержался.

– Откуда такое пренебрежение? – вместо этого спросил он.

– Бедивир считал, что женщина не может править.

– Да, именно поэтому он убил свою мать и занял Большой трон. – Савьер нахмурился. – Не собираешься же ты…

– Заставить всех леди Больших и Малых Домов сложить полномочия и передать власть мужьям и сыновьям? Именно этим я и займусь, как только Пятнадцать Свободных земель станут единой империей.

«Что у тебя в голове?!» – хотелось заорать Савьеру, но он прикусил губу и молчал.

– Займись жрицей, – вдруг сказал брат, отвлекшись от размышлений о судьбах женщин Фокаса. – Не хочу, чтобы союзники вонзили мне в спину кинжал в самый неожиданный момент.

– Поэтому ты решил опередить их?

– Именно, – легко признался Лаверн. – Как только Морион и Раухтопаз окажутся в моих руках, я смогу контролировать демонов и Луны больше не будут мне нужны.

– Ты ведь не убьешь их? Не попытаешься вырезать каждого представителя лунного народа как во время Столетней войны?

– Я убью только тех, кто посмеет идти против меня, – заверил Лаверн. – А теперь иди, я хочу отдохнуть. Если увидишь, как ее там?

– Лиза, – нехотя напомнил Савьер.

– Если увидишь Лизу, скажи, чтобы зашла ко мне.

Савьер медленно встал, чинно поклонился и медленно вышел из комнаты. От этого проклятого разговора его тошнило, горький ком стоял в горле, хотелось залезть в ванну и стереть с себя каждое слово, сказанное Лаверном.

Брат сошел с ума. Ему ни в коем случае нельзя становиться императором и, если они с Хести не придумают, как его остановить, останется только один способ покончить с этим безумием.

Она пришла ночью, сбросила мантию и скользнула под одеяло. На этот раз Савьер не спешил прогонять ее, подвинулся, позволяя ей устроиться поудобнее, и сказал, когда она затихла:

– Я говорил с Лаверном.

– И что?

Они лежали в его постели, накрытые одеялом с головой. Несколько дней назад им пришлось признать, что это единственное место, в котором их никто не сможет подслушать. А если кто-то войдет… Что ж, жрицы культа Трехликой Матери не скованы заповедями Трех.

– Он сошел с ума. Окончательно, – выпалил Савьер.

– Плетет интриги против Верховной? – догадалась Хести.

– Пока нет, но наверняка попытается, если жрицы начнут действовать не спрашивая его позволения.

– А они и не собираются советоваться с этим напыщенным идиотом.

– Этот идиот все еще мой брат, – укоризненно сказал Савьер.

– И что с того? Ты ведь на него не похож.

Савьеру показалось, что Хести пожала плечами.

Под одеялом стало жарко, на его лбу выступил пот. Он стер его краем одеяла и прошептал:

– Нам обязательно накрываться с головой?

– Так надежнее. У жриц очень чуткий слух.

– Я слышал, что в замке Верховная. Это правда?

Хести некоторое время молчала, прежде чем ответить.

– Да.

– Вы уже встречались? Она что-то спрашивала? Что…

– Тише, тише, калека, не все сразу, –