Шрифт:
Закладка:
Может, его просто все достало и уже ничто не связывает его с обычным миром. Единственными ценностями, которые он утратил, отправившись в самоволку, были доверие общества и крыша над головой. Я вспомнила, что госпожа Кудо говорила о человеке, которого я принимала за господина Сугаи: что на работе дела у него идут неважно, что он часто упоминает «эмоциональную нагрузку». Я без труда могла представить, в каком стрессе он существовал с такой работой, но если коллеги так его ценили, значит, работа не только расстраивала, но и радовала его. Понятно было и то, как его положение могло стать невыносимым. Он продолжал работать, старался балансировать как мог, но понижение «Кангрехо» и последующий отъезд Исагирре в Испанию стали последней соломинкой, нарушившей неустойчивое равновесие, которое ему до тех пор удавалось поддерживать.
Слушая свой проницательный тон, я укоризненно качала головой, хоть и говорила мысленно. Все это не более чем проекция, основанная на моем личном опыте. Неизвестно даже, действительно ли гоминин Обаяси, живущий в лесу и пробавляющийся шиитаке, каштанами и плодами хлебного дерева, на самом деле Сугаи. Может, здесь и вправду есть призрак, питающий пристрастие к грибам.
Думая только о том, как бы мне убедить этого человека покинуть лес, я следовала по обозначенной деревянными маркерами тропе обратно к хижине и еще издалека почувствовала неладное. Я смутно различила в окно темную фигуру, передвигающуюся внутри хижины. С трудом сглотнув, я огляделась по сторонам. Некоторое время фигура стояла у плитки, потом наклонила голову и снова выпрямилась: скорее всего, открывала холодильник. Да чтоб его, подумала я. Опять ворует у меня соус для лапши. И главное, почему по одной порции за раз? Или у него для этой цели есть посуда? После минутного размышления мне стало ясно, как легко порыться в парковых мусорных урнах и отыскать в них какую-нибудь подходящую емкость. Я стояла, едва дыша и не сводя глаз с хижины, мысли необъяснимым образом зациклились на моем соусе для лапши, но потом я опомнилась и сунула руку в карман куртки за рацией. И шепотом вызвала господина Хакота.
– В хижине посторонний. Вы не могли бы приехать сюда? Прием.
– А?.. Вы не могли бы повторить?
Может, господин Хакота был слегка туговат на ухо, а может, мой дрожащий голос прозвучал слишком тихо. Так или иначе, одно и то же мне пришлось повторять трижды.
– Посторонний! Ну надо же! – воскликнул он, когда наконец понял. – Уже еду! – Я услышала шорох – видимо, он бросился бежать.
– Тише, тише, – взмолилась я в рацию, не зная, слышит он меня или нет.
Каждый раз, когда фигура в хижине двигалась, я мысленно уговаривала ее: только не выходи, очень тебя прошу, не выходи до приезда господина Хакота. Наверное, мои молитвы были услышаны, потому что спустя некоторое время я увидела господина Хакота, несущегося по лесной дорожке на багги. Дорожка была извилистой, состоящей из S-образных поворотов вроде тех, на которых я тренировалась, когда училась водить машину, и они следовали один за другим, но техника вождения, продемонстрированная в тот день господином Хакота, была поистине достойным внимания зрелищем. С таким мастерством, подумала я, ему нипочем не только S-образные, но и R-, G- и M-образные повороты.
– Что там с посторонним? – крикнул он во весь голос, едва заметил меня, так что я прижала палец к губам, оскалила зубы и замотала головой.
– Ах да, точно, – спохватился господин Хакота и зажал рот ладонью.
– Он в хижине. Роется в моих вещах.
– Что?! Возмутительно!
Поскольку все кредитные карты и прочие ценности я оставляла дома, в кошельке держала только 2000 иен наличными, а остальное мое имущество в хижине составляли вращающийся резак, коврик для раскроя и приправы, ситуация едва ли соответствовала такой реакции, как «возмутительно!», но господин Хакота тем не менее удостоил меня таковой.
– Умоляю, тише! – снова призвала я его.
– А вот и он!
В дверях хижины появился посторонний. Я впервые как следует увидела его, и со своими длинными всклокоченными волосами, бородой и черным пальто до щиколоток он определенно производил то же впечатление, что и гоминин Обаяси, с которым его перепутала моя предшественница. Но при внимательном рассмотрении становилось совершенно ясно, что это отнюдь не первобытный человек. На груди к его пальто был пришит большой логотип команды «Кангрехо Обаяси».
– Эй!
Багги господина Хакота сорвался с места и с устрашающей быстротой ринулся в сторону хижины.
– Господин Хакота, вы его задавите! – выкрикнула я, тоже метнувшись вперед.
Но багги резко затормозил, и господин Хакота выпрыгнул из него с криком: «Все, сдавайся!» К тому времени, как я обежала вокруг багги и увидела, что происходит, незваный гость уже скорчился на земле, прикрывая голову руками.
– Вы ведь господин Сугаи, да? – Услышав мои слова, он дважды кивнул. – Ваши коллеги из лечебного учреждения для престарелых заявили о вашей пропаже в полицию.
Гоминин Обаяси, а точнее, Ёсиаки Сугаи медленно поднял голову и помотал ею.
– Простите за все беспокойство, которое я вам причинил, – произнес он с низким, продолжительным поклоном. Я уже собиралась отозваться: «Нет-нет, что вы!» – но взглянула на господина Хакота и увидела, что он стоит со скрещенными на груди руками и склоненной набок головой, явно изумленный кротостью нашего нарушителя. В правой руке господин Сугаи держал бумажный стаканчик, в которых в парке продавали попкорн, а в стаканчике плескалось что-то очень похожее на порцию концентрированного соуса для лапши.
Господин Хакота объявил, что доставит господина Сугаи в контору, и я отправилась с ними. На меня навалилась такая усталость, что я не решилась сесть за руль, поэтому попросила у господина Хакота разрешения поехать на его багги, объяснив, что завтра доберусь до хижины пешком.
– Да ничего, завтра я сам подвезу вас, – ответил он, и я села на заднее сиденье багги господина Хакота рядом с господином Сугаи, и мы покатили к конторе.
Господин Сугаи, капюшон длинного пальто которого болтался за спиной, упорно смотрел вниз. Его борода спускалась на грудь, но на лбу виднелись залысины, и волосы, связанные сзади, выглядели с учетом обстоятельств довольно опрятно. У гоминина Обаяси в музее на голове красовалось что-то вроде кожаного капюшона, так что невозможно было определить, что творится у