реанимация, но в больницу он попал слишком поздно. Он выжил, однако его мозг получил повреждения из-за недостаточного кровоснабжения, и тело разбил паралич. После нескольких допросов с пристрастием – куда же без них! – Уэллса отправили в секретную клинику ОКО, затерянную в горах Норвегии, и он остаётся там по сей день.

Его дочери, моей возлюбленной Аде Уэллс, о свадьбе с которой я мечтал по ночам, тоже не повезло. То, чего боялся её отец, о чём он предупреждал меня на борту «боинга», случилось. Истребители перехватили её самолёт над Бискайским заливом и посадили на военной базе близ Порту. Телохранителям предложили сложить оружие. Они отказались, но стрелять стали не по Аде, а по группе захвата. Их всех перебили, но Аду тоже ранило – пуля разорвала ей лёгкое, и она впала в кому. Её доставили в Пресвитерианский госпиталь в Нью-Йорке, и я приходил навестить её… Ужасное зрелище. Бледное лицо, спутанные потемневшие волосы на подушке, бескровные губы, закрытые веки, однообразное гудение искусственных лёгких… Я оставил ей цветы – много цветов. Она должна очнуться, я уверен, врачи ещё поворожат над ней, и девочка встанет как новая.

Захочет ли она меня видеть? Это другой вопрос.

Ответ мы получим, со временем.

Что до меня самого…

Не имея никаких дел в Нью-Йорке, пусть и находясь под следствием, я приобрёл невиданную доселе свободу. Для начала я полетел во Францию – лишь для того, чтобы узнать, что отныне я стал немного банкротом. Состояние моего отца, которое находилось в доверительном управлении с тех пор, как я посвятил себя Организации, оказалось наполовину вложено в ценные бумаги «Синей птицы» и «Сан Энерджи». Их более не существовало – как «Синей птицы», так и моих денег, и траст понёс жуткие убытки. Акции «Сан Энерджи», хоть и находились после Шанхая в нокауте, обещали со временем вырасти – управляющие убеждали меня, что держат ситуацию под контролем, и просили пока несколько ограничить расходы и «не мешать их долгосрочной стратегии».

Так что, утратив значительную часть состояния и не имея возможности свободно распоряжаться деньгами, оставшись без дела, я отправился в единственное место на планете, не навевавшее на меня тоску.

Я прибыл в Ла-Пас, проехал Кордильеру-Реаль, пересёк границу с Перу и оказался высоко в горах, где меня ждал небольшой уютный дом. Мои сторожа оставили меня в одиночестве и удались на КПП в километре от дома, рассудив, что с отвесной скалы убежать я могу только вниз.

Но бежать в мои планы пока не входило.

Я сидел на открытой террасе, любовался вечерним туманом, игрой багровеющего солнца на снежных вершинах, кутался в тёплый плед, держал в руке бокал кальвадоса (того самого, который мы однажды не допили с Адой) и размышлял о том, как же прекрасно всё сложилось.

Кальвадос обжигал, а я перечитывал классику, готовясь к роли крёстного отца:

Ведь какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?..

Помните, да? Классика на все времена, Матфей – это вам не Достоевский.

Я сидел там, пил кальвадос, смотрел на горы и, кажется, никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым.

Ради наших детей, Уэллс? Нет, конечно. Ради их права выбирать.

Пусть я не въехал в Ньюарк с тобой, но кабинеты на двадцатых этажах штаб-квартиры ещё ждали, манили и ждали меня.

Всё только начиналось.

2015–2016

* * *

Примечания

1

Поскольку в книге идет речь об альтернативной истории, упомянутое Исламское Государство не имеет никакого отношения к запрещенной законом террористической организации нашего времени.