– Бывал здесь раньше? – спросила Аня, когда они вышли из такси.

– Один раз пять лет назад, – ответил Лукас, разглядывая стеклянный купол основной зоны.

– А я раньше каждый месяц сюда приезжала. Там на внутренней территории стоят джеты нашей семьи.

Они поблагодарили беспилотное такси за поездку и отпустили машину, после чего двинулись ко входу. Аэропорт Гибралтара представлял собой несколько зон, отделённых друг от друга. В основной находился гигантский зал ожидания с многочисленными колоннами, тянущимися вверх на тридцать метров. Он был выполнен в виде шара, из-за чего не имел ни стен, ни потолка, и являлся полностью прозрачным со всех сторон. Его стеклянный корпус блестел на солнце. Днём изнутри было видно голубое небо над головой, ночью – лишь чёрное полотно: слишком много света сияло вокруг, чтобы увидеть звёзды.

На входе стояла пятиметровая голограмма девушки в деловом костюме, она блистала белоснежной улыбкой и приглашала воспользоваться услугами транспортной компании «Мэнфрейт».

Что было удивительным, в районе аэропорта не было ни одного летающего дрона: все они остались в черте города, поэтому небо над головой было свободным. В радиусе двух километров от аэропорта запрещалось запускать в воздух дронов, даже в подвалах.

Вокруг Ани ходили сотни людей, направляющихся ко входу и обратно. За прошлый год данный аэропорт совершил больше миллиона операций взлёта-посадки, перевезя в общей сложности больше ста миллионов человек.

С небольшими рюкзаками Аня и Лукас шли по тротуару, отделяющему основную зону от широкой парковки. На каждом шагу им встречались группы военных в разных униформах, как охрана аэропорта, так и частные военные организации, вооружённые автоматическим оружием и микроволновыми излучателями.

Однако перелететь в Мумбаи скрытно не получилось: оказалось, Лилии пришло уведомление о списании с баланса трёх тысяч долларов. Стоило ей с Лукасом приблизиться ко входу, как дорогу им перегородил Ян.

– Привет, Анетта, – поприветствовал он девочку.

– Ян? – удивилась она и тут же воскликнула: – Ян!

Затем бросилась обниматься. Из всех людей в особняке лишь Ян проявлял интерес к её увлечениям лошадьми. Он рассказывал многочисленные истории с фермы, на которой вырос: как принимал роды вместе с отцом, как кормили жеребят, оповаживали их, раскрючковывали.

Однажды Ян поделился, что пошёл служить в армию, так как любил лошадей и хотел стать конным полицейским, но эту должность полностью заменили дронами, не успел он окончить службу. Так он и стал военным.

– А где Дарвин? – спросила Аня.

– Твой брат живёт на улице, как заправский партизан, и никто не может его найти уже несколько месяцев, – не без гордости заметил Ян.

– Ты его потерял?

– Все его потеряли. Он научился скрываться не хуже бойцов Ту-эй. Честно говоря, не ожидал такого: никогда бы не подумал, что наш свин превратится в настоящего дикого кабана.

– Значит, с ним всё хорошо?

– Настолько, насколько может быть всё хорошо у пацана, вынужденного сбежать из особняка стоимостью в миллионы, чтобы жить в нищете и питаться объедками.

С минуту Аня стояла молча, переваривая новую информацию.

– Только не говорите, что вы собираетесь улететь из города, чтобы сражаться со злобным чудовищем, – произнёс Ян с усмешкой, после чего перевёл взгляд на Лукаса. – Я понимаю Аню, ей одиннадцать. Но ты, тебе же тридцать лет, как ты можешь верить в эти сказки?

– А мы разве знакомы? – спросил Лукас.

– Не лично, но знакомы. Моё имя Ян Евсеев, в восемьдесят девятом я был начальником оперативного отдела штаба Кочийского особого военного округа. Я встречал всех, кто прибывал в порт на войну, значит, и тебя должен был видеть.

– Не припоминаю, – признался Лукас.

– Это и неважно. Как только вы с Аней завалились в казино и поведали охренительную историю о конце света, мы тут же подали заявки в налоговую, в министерство внутренних дел, в службу маршалов, систему правосудия, везде. Мы всё узнали о тебе ещё до того, как Аня сбежала.

– Могли бы просто позвонить…

– Так вот, у меня к тебе всего один вопрос, приятель. Тебя контузило?

– Разве я веду себя как контуженный? – вопросом на вопрос ответил Лукас.

– Именно так ты себя и ведёшь. Лилия разрешила Ане жить в вашей семье, но о том, чтобы покинуть город, разговора точно не было.

– Значит, так, дедуля, – начал горячиться Лукас. – Во-первых, не надо набиваться мне в знакомые. С тех пор как я подорвался на мине и потерял сестру, я не испытываю никакого уважения к людям, которые отправили нас через Западные Гаты без должной разведки. Во-вторых, ты понятия не имеешь, о чём мы говорим. Будь ты с нами, когда мы наткнулись на Клауса Беккера, ты бы пережил весь тот ужас, что и мы. И, в-третьих, тебе нас не остановить.

В подтверждение своих слов Лукас приподнял левую руку, под которой проступили очертания кобуры.

– Что там у тебя? – спросил Ян, склонив голову. – Эс-эм четыреста десятый?

– Девять на девятнадцать, – кивнул Лукас.

– Хорошая вещь. А у меня… – Ян откинул с правого бока полог клетчатой фланелевой рубашки, и под ней показалась кобура с серебряным пистолетом, чей корпус был начищен до зеркального блеска. – Таурус т четыре, одиннадцать, двадцать три миллиметра, заряжен экспансивными, последний в магазине – разрывной. К тому же я модифицировал конструкцию, сделав так, чтобы предохранитель снимался быстрее. Так что извини, шкет, ствол у меня подлиннее.

– Кастомный предохранитель? Экспансивная пуля? Отличное решение для человека, который хочет превратить собственную ногу в решето.

– Эх, молодняк. Тебе ещё познавать и познавать культуру владения оружием. Когда ты сливаешься с ним в одно целое, оно не выстрелит без твоей команды.

– Хватит спорить, – прервала их Аня. – Мы летим в Мумбаи, так что, Ян, не мешай.

– Не могу не мешать. Я работаю на твою сестру, А она прямо велела следить за тем, чтобы с тобой было всё в порядке. Пока ты живёшь с этими простолюдинами, всё хорошо. Но из города я вас на выпущу, прости.

Лукас потянулся за пазуху к пистолету, но Ян его опередил. Он достал оружие из кобуры первым, но направил его в землю:

– Даже не думай, шкет.

Люди вокруг них с подозрением посматривали на оружие Яна. Внимание обратили два охранника в голубой форме, но пока Ян находился снаружи и не пытался пройти внутрь, они ничего не предпринимали, лишь сконцентрировали на нём внимание.

– Лилия не против, если вы будете искать призраков в Гибралтаре, можете играть в свои игры сколько захотите. За тобой, Аня, всегда следует охрана, чтобы ты была в безопасности. Я в их числе. Но не пытайся улететь, ладно?

– Ян, – ответила Аня, собравшись с мыслями. – Нам нужно улететь, понимаешь? Только мы можем остановить конец света, нас никто не хочет слушать.

– Потому что конца света не будет, пойми. Мне уже шестьдесят три года, я пережил столько концов света, что не счесть. Каждые пять лет объявляется какой-нибудь придурок, который утверждает, что в мир пришёл антихрист, или дьявол, или ещё какая-нибудь тварь, которая поглотит мир. И всё это благополучно забывалось через несколько месяцев.

– Слышал историю про мальчика, который кричал «Волки!»? – спросил Лукас.

– Бабушка рассказывала мне эту историю ещё до того, как твой дед выпустил твоего отца из своих… – фразу Ян не закончил, покосившись на Аню. – Получше тебя знаю, о чём она.

– Да? В таком случае ты должен понять, что именно сейчас – тот случай, когда никто не верит крикам о волках, а они есть.

– Тогда покажи мне их. Где волки? Где их серая шерсть и злобные глаза?

– Хочешь выражаться метафорично? Пожалуйста, – с такой же интонацией ответил Лукас. – Серая шерсть – это компьютеры по всему миру, которые взламывает Плуто. Злобные глаза – это хакерская группировка под названием «Гелеарте», которую никто не видел больше двух лет, и непонятно, существуют ли они вообще. Ну а оскалившиеся острые зубы – многочисленные катастрофы, происходящие по всему миру. Люди умирают, но никто не верит в волков. Только мы их видим.

– И где же подтверждение этой сказки?

– Погибший Клаус Беккер. Никто из нас троих не разбирается в компьютерах достаточно, но по твоим личным ощущениям, какова вероятность, что Плуто – живое существо, а «Гелеарте» не существует?

– Одна миллионная процента, – мгновенно ответил Ян. – Ладно, это слишком низко. Одна десятая процента. Остальные девяносто