Встревоженный Макар ускорил шаг. Приблизившись, он наконец увидел Динкин силуэт в проеме распахнутого окна: она курила, вглядываясь в густую темноту первого утра только что наступившего года.

Макара вдруг осенило: Динка же, наверное, испугалась, когда проснулась и не обнаружила его рядом… А он-то хорош — свалил, не оставив ни записки, ни хотя бы сообщения в мессенджере. Что она могла подумать! Ну и кретин…

Динка тоже заметила его фигуру, вынырнувшую из темноты, и дрожащими пальцами затушила сигарету, а затем обхватила себя за плечи таким знакомым и беспомощным жестом, что у него екнуло в груди. «Кретин!» — повторил он мысленно, отчаянно злясь на свою бестолковость. Все тревоги и переживания последнего часа вмиг показались ничтожными, мелкими — в том числе и эта идиотка тетя Ира с ее патологической ревностью к покойной жене своего любовника и ненавистью к одной из его дочерей…

Быстро подойдя к кухонному окну, Макар закинул руки на подоконник, подтянулся и через мгновение оказался внутри. Динка молча посторонилась, позволяя ему пройти.

— Как ты там говорила? — стараясь разрядить обстановку, весело поинтересовался он. — Двери — для слабаков… — и, обернувшись, закрыл за собой окно.

Динка выглядела неважно — лохматая, бледная, с красными заплаканными глазами. Можно было только представить, до чего она успела накрутить себя за время его отсутствия!

Чувствуя себя последним мудаком, он просто обнял ее. Динка прижалась к нему, вздрагивая всем телом и по-прежнему не произнося ни звука. Это молчание пробрало Макара больше любых слов.

— Ну что ты, — хрипло выговорил он. — Вот он я… никуда не делся.

— Я проснулась, а тебя нет, — прошептала она куда-то ему в шею. — Сначала подумала, что мне это все приснилось… а потом увидела кулон и решила, что ты просто ушел. Навсегда ушел…

— Я всего лишь ходил прогуляться, — виновато пояснил Макар. — Ну куда я теперь от тебя денусь?

«И рад бы, да уже не получится», — добавил он мысленно.

— Я же взял ключи от вашего дома. Разве люди, которые уходят навсегда, так поступают? — он пытался перевести все в шутку.

Динка слабо улыбнулась.

— Я не заметила… не догадалась проверить.

Он провел пальцем по ее щеке, стирая не до конца высохшие слезы.

— И после этого ты будешь продолжать убеждать меня и себя в том, что сможешь прожить без меня всю жизнь? Если тебя за какой-то час так расплющило.

Она шмыгнула носом, уже приходя в себя и тоже пытаясь шутить:

— К хорошему быстро привыкаешь… А вот «соскочить» с тебя очень трудно. Как с тяжелого наркотика.

— Не спеши соскакивать, — усмехнулся он. — Я же сказал, что обязательно что-нибудь придумаю. Может быть, поговорю с твоим отцом… у меня, вроде, это не так уж и плохо получается. А вдруг он согласится на переезд?

Динка ничего не ответила, только крепче прижалась к нему и блаженно закрыла глаза.

* * *

Отец отказался от Москвы категорически. Наотрез.

Макар подступался к нему и так, и эдак, приводил убедительные аргументы, заманивал, убеждал, взывал то к разуму, то к чувствам, но этот упертый баран был непреклонен: он не собирался никуда уезжать ни из своего города, ни из своего дома.

Макар уговаривал Динку не отчаиваться, хотя сам, честно говоря, заметно приуныл. До его отъезда оставалась всего пара дней, и пусть разлука предстояла не слишком долгой — теперь-то он точно не оставил бы Динку надолго одну! — но все-таки сейчас это было неизбежно.

— Я прилечу в ближайшие же выходные, — пообещал Динке Макар. — Ты даже соскучиться толком не успеешь. Не переживай, все образуется, я это точно знаю.

Верила ли она ему?.. Он очень хотел надеяться, что да.

Все это время — дни и ночи — он в основном проводил у нее. С матерью пересекался лишь мельком, когда заскакивал домой, чтобы переодеться. Злость и обида на нее давно прошли, но все-таки Макар неизменно уходил ночевать к Динке. Мать не решалась ничего ему высказать по этому поводу, видимо, подсознательно все еще чувствуя свою вину, и он был только рад подобному раскладу.

— Извини, Макар, — сказала Динка накануне его отлета, — можно, я не поеду провожать тебя в аэропорт? Ненавижу все эти прощания, когда стоишь и смотришь вслед… Я, наверное, просто не смогу тебя отпустить. Ты же правда скоро вернешься?

— Ну конечно, вернусь, — заверил он. — Все будет хорошо.

Так невыносимо трудно было ее оставлять!.. Но Макар успокаивал себя и ее тем, что раз уж они смогли как-то пережить эти десять лет, короткое расставание длиной в неделю дастся им значительно легче.

…Уже уходя, он неожиданно столкнулся с Соней и ее дочерью.

— Беги в дом, Владушка, — Соня подтолкнула девочку по направлению к крыльцу. — Я сейчас… мне нужно сказать дяде Макару несколько слов.

Влада послушно ускакала, а Макар выжидающе уставился на Соню.

— Прости меня, — выговорила она, пряча глаза.

— За что?

— За прошлое. За тот давний всплеск у тебя в больнице… и за истерику. Я действительно была тогда влюблена в тебя. Очень сильно. И мне действительно было больно из-за ваших отношений с Динкой. Но… можешь, конечно, мне не верить, только зла я вам с ней не желаю. Правда. Я буду только рада, если у вас в этот раз все сложится. Она мне сестра все-таки…

Макар прищурился.

— Почему бы тебе хотя бы изредка не облегчать сестре жизнь и помогать ей ухаживать за больным отцом? Твоим отцом тоже, между прочим.

Сонино лицо окаменело.

— У нас с ним свои отношения, ты не поймешь. Он меня никогда не замечал. Вроде как формально разрешал многое, в отличие от Динки, но на деле… плевать ему на меня было. Даже если бы я сдохла, — уголок ее рта болезненно дернулся, а глаза недобро сузились. — Вот сейчас и я плачу ему тем же. Он для меня просто не существует!

— Думаешь, «око за око, зуб за зуб» — верная стратегия? — скептически осведомился Макар.

Соня как-то сразу сникла.

— Я не знаю… честно. Но добиваться его внимания больше не хочу и не буду. Мне на него пофиг. И думай теперь обо мне, что хочешь. Мне все равно!

Макар помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить ей об этом, а затем все-таки сказал:

— И кстати… поменьше доверяй своей тете Ире. Не откровенничай с ней ни о чем.

Соня виновато опустила глаза.

— Я знаю, кто слил в паблик тот компромат на Динку, — произнес Макар.

— Это не я… — тихо