гораздо ниже патриархов Константинополя, Антиохии, Александрии и Иерусалима по могуществу и влиянию. Он, правда, указывал, что в вечном городе владыкой был апостол Петр, что любимый ученик Спасителя был замучен здесь, но на это мало обращали внимания гордые своими преданиями восточные иерархи. Последние указывали на больший ряд страдальцев за веру не только в своих столицах, но даже в мелких городах. Там на Востоке мощами их украшались даже селения; Италия же не могла состязаться памятниками христианства не только с Сирией, но даже с Африкой. Мало доверяли и завещанию, данному Спасителем апостолу Петру, которому не хотели уступить именования верховного. Многие протестантские историки отрицают самый факт пребывания апостола Петра в Риме[85].

Как резиденция западного патриарха, Рим, следовательно, не мог рассчитывать на ту блестящую будущность, которую вторично предопределила ему судьба. Этому городу для того, чтобы думать об ином, нравственном влиянии, надо было приобрести прочный духовный авторитет в пределах Италии, что могло обещать со временем и материальную силу. Как бы то ни было, но с влиянием духовным связывается и реальное; папы рано узнали эту истину и действовали во имя ее со всей последовательностью, чем и объясняется их могущество. Действительно, еще при последних императорах епископам римским удалось обратить на себя внимание итальянцев. Тогда положение в стране было ужасным. Италия буквально терзалась на куски варварами: каждый день проходил в страхе; кровь, зверские истязания и, как лучший исход, безответный грабеж, отсутствие власти и законов — все это было слишком обыкновенно. Аларих вел дружины готов на Рим; грозный вождь все истреблял на пути; Гонорий заперся в Равенне. Столица трепетала от страха. Она была совершенно беззащитна. И вот ее духовный владыка, Иннокентий I (402–417) спасает ее своими мольбами, спасает если не от покорения, то от разграбления. На нее устремляется с полумиллионным воинством Аттила; бич Божий грозится не оставить в ней камня на камне (452 г.). Валентиниан III забыл о бывшей столице и, к общему удивлению, архипастырь ее одними мольбами укрощает завоевателя. Слезы Льва I (440–461) и напоминание мести Божией совершили, по мнению народа, чудо в лагере гуннов.

Итак, духовной власти как бы покровительствует само небо; лишь се заступничеством живет народ. Будто по предварительному уговору, эти отцы Рима, эти «папы» — как прозвали их варвары от испорченного греческого слова, — поставили себе целью заботиться лишь о благе паствы. Они помогают ей хлебом; они утешают ее в несчастьях; они ищут случая и повода к какому-либо чуду в глазах толпы; их предсказания всегда такого рода, что сбываться для них становится необходимостью. Титулярные императоры были вовсе не известны жителям Рима, Милана и даже Равенны; они возводились и низводились варварами. Сенаторы и народ имели дело лишь с папой; у епископов скорее можно было найти правосудие; их наказания были несравненно легче, а суд справедливее; они хранили у себя крепкое старое право, уже исчезавшее из жизни. Только среди лиц духовных укрывалось какое-либо образование, ими же преследуемое в массах. Изредка основывались монастыри, которые уважались варварами; в этих обителях тишины можно было еще найти покой; там стало собираться все, что только искало духовной жизни. Их было еще немного, когда последовало падение империи; около того же времени Св. Бенедикт дает им организацию. Сперва обитатели монастырей не были даже духовными лицами, а считались всегда мирянами, но их жизнь внушала уважение самим варварам; из них начинают избираться священники и епископы. Они быстро завоевывают себе первенство; в конце V и начале VI в. монашеский мир делается интеллигенцией и руководящей частью духовенства. Их одежда, их многочисленность, их образ жизни — все это заставляло склоняться передними самих дикарей. Белое духовенство они грабили, но не решались наложить руку на монастырь. В устройстве обителей зародились идеи правильной администрации, перешедшие потом в иерархический строй под главенством римского епископа, приобретавшего в это время общего хаоса и разложения форм нравственный авторитет. Иногда он еще состязался с влиянием епископов Милана и Равенны, но стоит приложить некоторые силы — и их можно победить; потом следует распространить владычество на церкви Испании, Галлии и Британии. Идея власти уже сама по себе требует известной правильности в организации, градаций. Потому несправедливы были нападки писателей-кальвинистов на деспотическую организацию католической церкви; это значило бы переносить понятия XVII в. на век VII. Особые условия времени и обстоятельств требовали известного абсолютизма; на священниках лежало преемничество рукоположения, а на епископах тем большая сила; они верховники уже в силу своего звания; связь с апостолами дает им непогрешимость — догмат, который старались в Риме узаконить весьма рано и который был включен в веру при тесном воздействии папской политики в период хаотического состояния Италии.

Остается только расширить территорию и распространить это полезное влияние за пределы полуострова; об этом папы заботятся с конца VI в.

Прежде всего необходим полный простор для осуществления планов в самой Италии. Остготы, а потом греки покорили ее. Уже прошло время Теодориха; Рим твердо держал знамя веры. Он задумал свержение ига, но о борьбе реальной не может быть и речи. Необходим тонкий государственный ум, и он явился в лице Григория I. Мы уже упоминали, что римская церковь канонизировала его, а история прозвала Великим за даровитость и искусство соединить высокий исторический подвиге благородством нравственного характера. Он положил начало зданию католицизма, а это, конечно, мог сделать лишь выдающийся талант.

Причины усиления папской власти в VII в. Экзарх греческого императора, живший в Равенне, был чужд интересам итальянцев; он и не следил за той новой властью, которая созидалась в самом центре полуострова. В Италии начинали с того, что признавали духовный авторитет римского престола, а оканчивали тем, что не отвергали и некоторого правительственного надзора с его стороны; в той степени, как распространялось римское влияние, падал авторитет экзарха[86]. Нашествие лангобардов могло лишь помочь папскому делу. Заняв Северную Италию, они, как ариане, прогнали архиепископа миланского, который бежал в Геную со всем миланским католическим клиром. А в Генуе он не мог обойтись без поддержки со стороны Рима, поддержки, обратившейся в господство, потому что с тех пор миланские иерархи стали посвящяться в сан папой. Конечно, и епископы равеннские должны были под чиниться общему тяготению. Стоило только приобрести влияние такого рода; магическая сила заправляла успехом. Остановимся на одном из мотивов. Раньше феодальных понятий возникло в среде римского клира убеждение в необходимости владения землею как для существования, так и для получения доходов, с целью осуществления великих предприятий, будто судьбой завещанных Риму средневековому Римом старым. Поземельный надел и впоследствии, например в