Шрифт:
Закладка:
Но в тюрьму он не пойдет. Или в колонию для несовершеннолетних, или куда там, он даже не изучал этот вопрос. А может, подастся в бега. Недолго побегает, но всё-таки. Всё лучше.
Он вышел из комнаты. В левой перчатке – большая горсть оксида кальция – негашеной извести, сколько смог зачерпнуть. Сероватая субстанция, внешне напоминавшая стиральный порошок, дешевый, обычный, каким пользовалась его мать. В правой перчатке – большой стакан с водой. Голова кружилась, руки дрожали (лишь бы не дрогнули в нужный момент), еще немного тошнило. Голова тоже дрожала, как у собачки над приборной панелью старых такси. Еще несколько дней назад Макс погуглил – похоже, сотрясение, но делать ничего с этим не стал, было не до того.
– Мам, – крикнул он, подходя к кухне.
– Что? – донесся глухой голос.
– Зайди ко мне, там из школы на телефоне.
Мать заохала, вышла из кухни и, не глядя на сына, пронеслась по коридору в его комнату. Под раскрывшейся мятой рубашкой Макс заметил перевязанное плечо. Наверное, оно уже не кровило. На следующий день после эпохального звонка от класснухи, когда урод заснул, Макс обрабатывал матери рану. Выглядела не очень глубокой. Он убеждал ее сходить в больницу. Она только всхлипывала и смотрела в стену. Он вошел в кухню.
Несколько секунд, у него было несколько секунд.
– Жень.
Отчим сидел сгорбившись, облокотившись о стол, в хрестоматийной заляпанной майке с широким вырезом. То, что нужно, оценил вырез Макс.
– Э? – опухший отчим повернулся.
Полетевший оксид кальция осел на его лице, шее и на части груди, которую не закрывала майка. Э? А?! Будто осыпанный мукой, отчим еще не понял, что произошло. Через секунду в него полетело пол-литра воды. Известь вспенилась, и кухню заполнил крик.
Макс даже не думал, что отчим – с его-то животом – может так согнуться. Тот схватился руками за лицо и отдернул их, закричав сильнее. Когда он приподнялся, Максу показалось, что отчим будто тает. На пару секунд.
– СУКА-А-А-А-А.
Он встал, покачиваясь, ухватился за стол и замахал руками. Похоже, известь попала в глаза. Максу было плевать. Он знал, что это опасно. Даже могло быть смертельно. А урод мог известь еще и вдохнуть. Максу было насрать. Она могла ему не только на кожу и в глаза попасть, но и в рот, а там – слизистая, гашение, ожоги. Макс хотел, чтобы известь попала везде. Максу было по-е-бать.
– Что случилось? Боже, Женя!
– Не подходи! – Макс загородил проход. – Иди в комнату!
– Что там, что случилось? Что с Женей?
– Мра-а-азь!
– Что ты сделал?! Что ты с ним сделал?!
– Говорю, в комнату иди, это опасно, закрой дверь!
– Сучий по-о-отрох!..
– Господи, что же вы… – но дверь, кажется, закрылась.
Всё нужно было делать быстро. Макс бросил стакан на стол, услышал звон керамики, подошел.
– Встал! – И откуда столько смелости.
– Иэх-х, да че ты…
Макс пнул табуретку под отчимом, тот свалился на пол. Он взял урода за майку на спине и попытался потащить в коридор.
– Вставай, говорю!
Урод приподнялся, майка затрещала. Макс пожалел, что на отчиме не что-то покрепче. Как его тащить, не за руки же, эту тушу.
От толчка Макс отлетел к столу. Отчим выл и щупал руками воздух.
– Же-е-еня! Женя, всё хорошо?!
– Не выходи! – через отчима крикнул Макс.
Урод кричал нечленораздельно, моргал, но, похоже, видел плохо или не видел вообще.
Макс встал, прижимаясь к стене кухни. Взять бы тот же стакан, вроде тяжелый, но от него остались осколки. На столешнице лежал молоток, которым мать обычно отбивала курицу, Макс взял его, обежал отчима и ударил в спину. Вскрикнув, тот присел.
– Пошел, говорю! – И еще минуту Макс гнал отчима по короткому коридору и формальной прихожей, помогая молотком по спине. Тот пытался отмахиваться, но ничего не видел, выл, хватался за лицо, держался за стены, вопил и матерился.
Урод гнал его по квартире и что-то кричал. Женя не слышал, потому что кричал сам, и горящие, стекающие лицо, шея, грудь и руки вытесняли из восприятия всё остальное. Даже спина, по которой этот упырь чем-то лупил, не занимала его так, он просто шел куда-то вперед, куда его толкали, чтобы оказаться там, где хотя бы не будут бить.
Один глаз не видел точно. Веко второго глаза странно дергалось и не открывалось полностью. Женя видел только очертания, которые, казалось, вот-вот сольются в сплошное мутное полотно.
Он не знал, сколько шел. Казалось, что всю жизнь и немного дольше. Казалось, что его гоняли по квартире кругами, как скот по загону, который он смеха ради гонял в детстве у соседей в деревне. Хотелось упасть на пол, рухнуть в ледяную воду, произойти не здесь или не происходить нигде. Таких ощущений он не испытывал давно. Отрезвел моментально.
Его остановили на несколько секунд или несколько вечностей, что-то щелкнуло, брякнуло, дунул воздух, Женя только широко раскрыл рот, чтобы вдохнуть, как что-то ебнуло его по заднице, и он приземлился на кафель. О да. На холодный кафель! Прижался лицом и заныл.
– Больше чтоб здесь не появлялся, понял? Придешь сюда – убью! – кричал откуда-то издалека сучепотроховый мальчишка, Жене было не до него, потом, всё потом.
Откуда-то справа выскочил голос соседки, старой проститутки, теперь вечно набигудюшенной и обхалаченной.
– Что тут у вас, господи, Женя, что с тобой? Женя?! Максим, он что, пьяный?
– Дура-а, – он поднялся на четвереньки.
– Всё с ним в порядке. Не трогайте его. Прошу вас, я сказал, всё с ним в порядке.
– Ой, ети ж, черт вас разберет, – хлопнула дверь.
– Ты услышал меня? Придешь сюда хоть раз, я тебе это в рот насыплю, – хлопнула дверь.
Громко хлопали двери жизни; Женя поднялся, отдышался и, прижимаясь к стене, стал спускаться из хромого подъезда. Ему было не до мальчишки, не до его матери-прошмандовки, сейчас надо было что-то делать с лицом, может, найти ближайший медпункт или завалиться в первую увиденную «скорую».
Он вышел из бесконечно спускающейся пятиэтажки, со двора добрел до улицы, распугал половину прохожих, и кто-то всё-таки – он не понял кто – подсказал направление. Еще пару кварталов были невыносимыми, но вынести их пришлось, а какой другой выход, в конце концов, и Женя был не слабак. В травмпункте его принял уставший врач. Слушая Женин рассказ про несчастный
