Глубокопочитающий Вас.

Архиепископ Анастасий.

Иерусалим, 26 сентября (9 октября) 1930 г.

Достоуважаемый Иван Сергеевич!

Позволяю себе вновь отвлекать Вас на несколько минут от Вашей работы только для того, чтобы исправить мою ошибку, допущенную в прошлом письме, которая могла ввести в заблуждение и Ваших читателей.

Кажется, говоря о Хотьковом монастыре и о почивающих там родителях преподобного Сергия, я назвал их – «Ксенофонт и Мария», вместо того, чтобы сказать «Кирилл и Мария».

Простите мне мою погрешность, за которую я должен был бы понести сугубую ответственность, как человек, которому Вы оказали доверие поручением сообщить Вам нужные справки относительно Троицкой Лавры и ее окрестностей.

Надеюсь, Ваше литературное путешествие туда идет без затруднения и всегда раскрываю каждый новый № «России и славянства», с надеждой найти там продолжение начатого уже паломничества.

Благословение преподобного Сергия, во славу которого Вы начали Ваш новый труд, да сопутствует Вам везде и во всем.

Глубокопочитающий Вас.

Архиепископ Анастасий.

P.S. Вероятно, Вы уже имеете в руках № 10 «Сергиевских листков», посвященного в большей части памяти Преподобного.

Уверен, что книга о старце Варнаве дошла благополучно до Вас.

Иерусалим, 2 (15) января 1931 г.

Досточтимый Иван Сергеевич!

Я долго ожидал продолжения «Богомолья» и был сугубо вознагражден тем, что нашел в Рождественском номере «России и славянства»: это был лучший подарок читателям к празднику. Чем больше я вчитываюсь в Ваше новое произведение, тем более поражаюсь простотою и естественностью Вашего художественного рисунка, в чем и заключается его главная красота. Так писать можно только с натуры, то есть переживши на собственном опыте все впечатления и встречи, изображенные Вашим пером. Кроме того, необходимо иметь чистоту детского настроения, сияние которого почило на всем рассказе.

Выдержанность меры и благоговейного «богомольческого» тона во всем сообщают последнему ту стильность, которая не всегда удается даже наиболее одаренным писателям: им всегда угрожает искушение увлечься описанием каких-либо посторонних попутных впечатлений или отвлечься в философию умствования – одним словом принести ту или другую жертву своему профессиональному искусству в ущерб жизненной правде и гармонии целого. В Вашем повествовании духовно-цельный образ Горкина всегда царит над всем; можно сказать, что последний незримо является нравственным цензором и всего рассказа. Сколько таких Горкиных у нас еще недавно было на Руси! Они распространяли вокруг себя особое духовное благоухание и налагали печать «благолепия» на весь наш быт. И вот на их место появились новые строители и законодатели жизни, которым ненавистно самое воспоминание об этом благолепии.

Их идеал – подлинно «царство звериное», где должны быть угашены все высшие запросы духа. Будем надеяться, что наступивший год принесет, наконец, нам добрую весть о полном разрушении новой Вавилонской башни и возвратит нам чистый аромат недавнего прошлого, который мы все с удовольствием вдыхали из Вашего произведения.

Да благословит Господь и для Вас наступившее лето своими милостями, прежде всего, здоровьем и непоколебимою бодростью духа и такою же верою в возрождение Православной России.

Простите, что пишу Вам с некоторым запозданием, но я всегда опасаюсь без нужды расхищать Ваше время, отпущенное нам столь ограниченною мерою.

Если это уже не поздно – разрешите принести Вам мои душевные приветствия с 35-летием Вашей литературной деятельности.

Из Вашей биографии я узнал, что мы родились с Вами в одном году и что московские наши дни во многом шли так сказать параллельно, ставя нас обоих в соприкосновение с тою средою и обстановкою, которые теперь невольно оживают под Вашим вдохновенным пером.

Посылаю несколько фотографий, связанных с нынешними праздничными воспоминаниями, и с душевным уважением и преданностью остаюсь Вашим усердным слугою.

Архиепископ Анастасий.

Иерусалим, 29 июля (11 августа) 1931 г.

Достоуважаемый Иван Сергеевич!

Шаг за шагом идем вместе с Вами к Троице, и дорогие воспоминания невольно пробуждаются в душе.

Еще недавно, казалось, цвела эта прекрасная, полная и благоухающая жизнь, в которой Горкин и Аксенов31 были неотъемлемою принадлежностью нашего быта.

В простоте своего верующего сердца они – эти люди, искавшие, прежде всего, «грядущего града» – были истинными строителями православной Руси, которую мы с Вами вправе еще были назвать «Святой» в пору нашего детства. И вот все это благообразие русского народного облика внезапно исказилось, и вместо сияющего лика «народа-богоносца» мы увидели перед собой образ зверя.

Могли ли мы представить с Вами даже накануне революции, что она дерзнет наложить свою разрушительную руку даже на такой всенародный Храм-памятник, как Храм Христа Спасителя, без которого наше поколение не может себе представить Москвы32.

Эта весть явилась убийственной для меня, у которого связано столько трепетных воспоминаний с этою всероссийской, а не только московской, святыней.

Самые его столпостены кажутся мне чем-то живым и одушевленным, и я чувствую, как в моем сердце отдаются болезненным откликом каждый удар по ним.

Я думаю, что Вы также должны переживать нечто подобное.

Невольно хочется воскликнуть вместе с пророками:

«Кто даст главе моей воду и очам моим источники слез?»33

И «доколе, Господи, путь беззаконных спеется?»34

Очень сожалею, что не мог написать Вам до сих пор: в последний раз я писал Вам осенью прошлого года: но, вероятно, вследствие перемены Вашего адреса по сезонам, мое послание не дошло до Вас.

Но, конечно, я никогда не перестаю следить за Вами по Вашим новым произведениям, из них «Богомолье» является мне особенно дорогим и близким.

Каждый № «России и славянства», где я вижу этот заголовок, приносит мне праздник.

Не сомневаюсь, что сам Преподобный Сергий незримо наблюдает за Вашей работой и благословляет Ваше вдохновенное перо.

И эти отошедшие в иной мир Горкин и иные подобные ему чтители Великого Печальника Земли Русской пребывают вместе с Вами, когда Вы воскрешаете перед нами их святые образы.

Поручая Вас молитвенному покрову Преподобного, с глубоким почтением остаюсь Вашим душевно-преданным слугою.

Архиепископ Анастасий.

Иерусалим, 18 сентября (1 октября) 1931 г.

Глубокочтимый Иван Сергеевич!

Душевно признателен Вам за Ваше теплое и искреннее письмо, в котором излили Вашу душу. Сожалею только о том, что оно звучит такими скорбными нотами. Если источник Вашей печали – в телесном недуге, это лучше, чем если он происходит от нравственной неудовлетворенности.

Уныние есть гангрена души. Она угашает внутренний огонь и отравляет родники творчества, от него происходит и та душевная усталость, какую ощущаете Вы в настоящее время.

Что смущает Вас? То, что мы живем в период катастрофического культурного перелома и что наши потомки не будут понимать наших дум, чувств и настроений, а, следовательно,