Если же Русский народ еще стонет под их игом, и вопли наших братьев болезненно отражается в нашем сердце, то разве мы не пожинаем плоды собственного полива. Я разумею особенно нашу интеллигенцию, которая столько лет воспевала и идеализировала Великую французскую революцию, хотя Толстой справедливо называл ее только «Большой»57.

Кто сеет ветер, тот должен был пожать бурю, сокрушившую, как известно, все – даже самых первых вождей революции.

Не сами ж мы вызвали зверя из бездны и, – теперь исправно силимся укротить его, – хотя он потребовал столько кровавых жертв их собственной среды.

Спасение придет к нам, конечно, только тогда, когда мы заслужим его, исправив прежние грехи – и это великое искушение уже свершается ныне, если не здесь за рубежом, то и там на стороне России.

Нельзя сомневаться в том, что ради великих русских страданий, ради тех многочисленных мучеников, их же имена ведает один Господь, Он помилует, наконец, Русскую землю. Сей род изгоняется ничем другим, как только «молитвою и постом»58, т. е. религиозным и нравственным подвигом и, прежде всего, покаянием и духовным очищением.

Но многие ли способны стать на этот путь особенно среди эмиграции?

Подлинно мы не достаточно еще вразумились пережитым нами горьким опытом. Иначе, как объяснить то явление, что целый ряд внутри политических деятелей и публицистов до сих пор еще не решаются осудить до конца нашу революцию: так дорог им этот излюбленный кумир, хотя он потребовал столько кровавых жертв из их собственной среды.

Преподобный Серафим провидел это торжество попранной правды и день воскресения России еще сто лет тому назад59. Если бы Горкин дожил до наших дней, он напитался бы сам и укреплял других той же верой…

С ним, вообще, не лишне – иногда мысленно посоветоваться в эти скорбные и смутные дни, ибо этим младенцам по сердцу часто открывается то, что утаено от «премудрых и разумных»60.

Молю Господа, да поможет Вам победить дух сомнения, парализующего Ваши творческие силы.

С глубоким почтением и душевным сочувствием остаюсь Вашим усердным слугою, Архиепископ Анастасий.

[Приписка на полях:] Позволяю себе приложить копию Постановления61 нашего по поводу недавнего Собора в Сербии по поводу Послания митрополита Сергия62 и письма к последнему митрополита Антония63.

Иерусалим, 9 (22) мая 1934 г.

Глубокочтимый Иван Сергеевич!

Давно не слышал от Вас «ни гласа, ни послушания»64, я готов подумать, что мое последнее письмо могло затронуть какую-либо сторону Вашей души и тем затруднить для Вас возможность свободного общения между нами. Хотя в случае справедливости такого предположения вина за перерыв в переписке падает на меня, однако мне легче перенести эту мысль, чем допустить, что Вы не успели еще освободиться от той душевной дисгармонии, которая так явственно звучала в Вашем последнем письме.

Впрочем, Ваше полное огня и силы слово в честь И.А. Бунина65 так же, как и устроенный потом вечер, посвященный Вашему творчеству66, доказывает скорее обратное. По крайней мере, я сам сделал такое заключение, которое было очень утешительно для меня. Дух сомнения всегда очень мучителен для Нас, но это искушение, как и всякое другое будучи побеждено, только закаляет и укрепляет нашу волю. Никогда не следует себе внушать мысль, что зло непобедимо. Если бы первые христиане, гонимые почти в течение трех веков могущественною властью, рассуждали так, то мир не увидел бы потом столь величественного торжества Креста Христова. Только вера творит истинных героев духа.

Большевистская власть настолько противна всем божественным и человеческим законам, что она неминуемо должна погибнуть.

Надо только, чтобы мы не слагали пред нею своего оружия и даже в мыслях не примирялись с нею. Революции начинаются обыкновенно в умах и потом уже переходят в область воли, которая действует потом по инерции. Таким же путем совершается и духовное возрождение и обновление общества, пораженного этою болезнью.

Ваше творческое перо, дышащее всегда пророческим негодованием против растлителей русской народной души, уже одно достаточно сделало для отрезвления тех, кто мог быть в большей степени страшным соблазном, – но Вы знаете, что Вы не одиноки в этой напряженной борьбе против страшного зла, которое готово было разлиться по всему миру.

Теперь, человечество, несомненно, дальше от него, чем это было несколько лет тому назад. Свет, видимо, борется везде с пытающейся погасить его темною силой и побеждает ее. В этом закон и нашей грядущей победы, если мы до конца не будем угашать в себе духа.

Христос Спаситель однажды и навсегда сокрушил царство сатаны, и оно не может снова возобладать над человечеством.

Как Ваше физическое здоровье, которое так же часто бывает обусловлено состоянием Вашего духа. Господь да благословит и укрепит Вас силою многою.

Ваш талант еще не принес, быть может, всех плодов, какие должны извлечь из него рука Провидения для нашего апокалипсического времени.

Глубокопочитающий Вас.

Архиепископ Анастасий.

P.S. Я буду очень благодарен Вам, если благоволите передать мне почтительное приветствие Вашей супруге, которая по Вашим собственным словам является столь достойной спутницей Вашей жизни, поддерживая и ободряя Вас в трудные минуты.

Сремски Карловцы, Март 1935 г.

Уважаемый Иван Сергеевич, Под впечатлением Ваших прекрасных очерков с изображением русского народного быта достойным пера первоклассных писателей, решаюсь приветствовать Вас как явного друга Русского народа, понявшего его золотое сердце и светлый ум.

Помогай Вам Господь, во-первых, окончательно поправиться от постигшего Вас недуга, а во-вторых, преуспевать и в дальнейшим будущем в раскрытии прекрасной души нашего народа, которого не удалось, слава Богу, развратить его внутренним врагам, ни лишить того светлого детски прекрасного облика, который он получил под Вашим талантливым пером.

Призываю на Вас Божие благословение и остаюсь Ваш искренний доброжелатель,

Митрополит Анастасий.

4 (17) марта 1936 г.

Глубокочтимый Иван Сергеевич!

Я очень огорчен, что, будучи дважды в Париже, был, однако, лишен удовольствия встретиться с Вами. Минувшею весною во время моего первого посещения этого города Вы были добры сделать попытку увидеть меня у кн. Горчакова67 у коего я остановился, но, к сожалению, я отсутствовал тогда. Это было уже накануне моего отъезда, который напоминал мне, в свою очередь, навестить Вас.

На этот раз я, вообще, слишком мало оставался в Париже, где я, вообще, терял всякую ориентацию в смысле пространства и времени.

Лишенный столько лет возможности непосредственно побеседовать с Вами, я должен довольствоваться только такою формою духовного общения, которое обычно соединяет автора с