Шрифт:
Закладка:
У Лавры есть своя душа – это дух Преподобного Сергия, который дышал в ней в течение веков, это благодать молитвы, обвевающая ее в течение многих поколений. И эта бессмертная душа переживет ее нынешнее поругание, и самое разрушение ее древних столпостен, если бы на них посягнули бы эти безумцы, говорящие в своем сердце: «Несть Бог». Увековечивая нетленное переживание русского Православного духа, связанные с обителью Преподобного, Вы творите не временное и преходящее, но вечное дело, и потомки благословят Ваше имя за то, что Вы дадите им возможность приобщиться к родникам живой веры, от которых так обильно черпали их предки.
Не умрут, конечно, и родные всем нам стихии из Вашего «Родного»35, за которое приношу Вам глубокую благодарность. А равно не перестанут литься чистые светлые струи от Вашей «Неупиваемой Чаши», утоляя вечную жажду человеческой души.
Каждое слово, насыщенное душевной энергией, никогда не умрет, потому что оно служит воплощением нашего бессмертного духа. В этом – величие (и, конечно, ответственность) призвания писателя, которое никто не разумел так глубоко, как Пушкин. Его «Памятник», написанный так незадолго до смерти, должен служить источником ободрения и утоления для всех, кто посвятил себя тому же высокому служению слова.
Вас тревожит затем безнаказанность зла, ругающегося над всем святым для нашего сердца, и Вы готовы спросить: «Почему безмолвствует Провидение и путь беззаконных спеется?»36
Но этот томительный вопрос еще смущал сердце древних пророков, и они не всегда получают на него ответ свыше: Небо испытывало их веру и преданность воле Божией так же, как испытывает нас, и блажен тот, кто не соблазнится в день искушения и не поколеблется в своей надежде на торжество добра и правды, за которым и стоит Бог.
Обыкновенно, спасение приходит тогда, когда, изверившись в своих силах и возможностях, люди всецело полагаются на благость и всемогущество Божие. Этого, по-видимому, Господь ожидает и от нас. И здесь, как и во многом другом, мы должны брать уроки от наших крепких духом и верою предков, которых Вы воскрешаете Вашим любящим художественным пером.
Вот еще одна Ваша заслуга перед нашим временем и перед Русским Народом, вообще, конечно, Вы сами сознаете ее меньше, чем Ваши читатели.
Итак, вооружившись бодростью и мужеством, продолжайте творить великое, святое и вечное по своему значению дело, порученное Вам как послушание свыше. Только, конечно, не следует перерасходовать своих сил, что всегда не выгодно для творческой работы.
В наши годы, к сожалению, чаще приходится ощущать силу неотвратимого закона, выраженного в священных словах: «Дух бодр, а плоть немощна»37.
Сберегая Ваше время, прошу не затруднять себя ответом на это письмо, особенно в ближайшие дни. Было бы слишком эгоистично с моей стороны похищать у Вас последние досуги, необходимые Вам для отдыха.
Господь да благословит и хранит Вас, умножая заново Ваши духовные и телесные силы.
С искренним почтением и сердечною преданностью остаюсь Вашим усердным слугою.
Архиепископ Анастасий.
Иерусалим, 6 (19) февраля 1932 г.
Досточтимый и дорогой Иван Сергеевич!
Я глубоко тронут Вашим последним письмом, в котором снова читаю созвучие наших мыслей и настроений.
И неудивительно: мы с Вами люди одной эпохи и одной «московской» культуры, проникшей нас насквозь своими стихиями: она дает нам общий язык, который скоро, быть может, станет уже непонятным для других.
Заключительный (как мне казалось заранее) аккорд Вашего «Богомолья» – великолепен. Образ о. Варнавы художественно прекрасен и в то же время вполне отвечает подлиннику.
Детские впечатления в области религиозных переживаний всегда бывают правдивы и проникновенны, ибо этому невинному возрасту часто открывается то, что утаено от премудрых и разумных.
Тысячи людей, путешествовавшие вместе с Вами мысленно к Троице, вспоминали, несомненно, свои чистые детские годы, когда ангелы слетали к нам на землю и когда радость каждый день просыпалась вместе с нами: «…если не будете как дети, не войдете в Царствие Божие»38.
Да укрепит Господь Ваши силы и да поможет Вам закончить печатание цикла очерков «Богомолье» и «Лето Господне», которые только приобретут от того, что выйдут в отдельном издании. Конечно, я не пропустил и Ваше «Крещение»39, где тоже обновил мои московские воспоминания и еще раз пережил торжественный момент, в котором многократно участвовал лично в былые годы.
Позволю себе сделать одно технического свойства замечание: во время великого богоявленского водосвятия не поется: «Спаси, Господи, люди твоя», а тропарь Праздника «Во Иордане, Крещающуся Тебе Господи».
Не возглашают также и многолетие. Это, конечно, несущественная подробность, которая останется для многих незамеченной. Но я сообщаю ее, однако, к Вашему сведению, если бы Вы захотели воспользоваться этим указанием для последующих изданий «Лета Господня».
Вы изволите спрашивать, что из духовной литературы следует прочесть для чтения. Творения Святителя Феофана Вышенского40, конечно, дают много для сердца и привлекают к себе своею простотою.
Но если Вы хотите искать первоисточников аскетической мудрости, от коих питался сам Владыка Феофан, то Вы найдете их в «Добротолюбии»41, то есть в сборнике избранных творений великих подвижников, изданном на Афоне.
Это большое многотомное издание можно найти почти во всех больших церковных или академических (богословских) библиотеках, а иногда на руках и у отдельных лиц, особенно, конечно, у испытующих глубины духовной жизни.
Высоким благодатным умилением дышат и страницы дневника Отца Иоанна Кронштадского, носящего имя: «Моя жизнь во Христе»42.
На этом разрешите и окончить мне свое послание, дабы не слишком злоупотреблять Вашим временем.
По молитвам Преподобного Сергия – Великого Печальника Земли Русской – да не оскудеет над Вами милость и благословение Божие, в те дни, когда мы особенно в них нуждаемся.
С глубоким почтением и душевною преданностью остаюсь Вашим усердным признательным слугою.
Архиепископ Анастасий.
Иерусалим, 5 (18) мая 1932 г.
Христос Воскресе!
Достоуважаемый Иван Сергеевич!
Солнце Живых, Солнце Жизни снова взошло над миром, и нам всем тепло и радостно в Его лучах.
