Шрифт:
Закладка:
«И это случилось. Она просто застыла. Ее как будто парализовало. Говард этим наслаждался. В этот момент вмешался я и спокойно объяснил ему, что такое амортизация нематериальных активов. Когда я закончил, Кей сказала: “Вот именно!”».
Баффетт был в восторге от того, что переиграл Саймонса, сумев защитить Грэм, причем деликатно и неявно. Натянутая улыбка Грэм стала искренней. «С тех пор мы стали лучшими друзьями. Я был для нее Ланселотом. Это был один из величайших моментов в моей жизни. Я превратил ее поражение в триумф», – говорит Уоррен[492].
В тот день Баффетт, потративший 10 627 605 долларов на покупку 12 % акций компании, заключил с Грэм письменное соглашение о том, что больше не будет покупать акции Post без ее разрешения. «Я знал, что только так она сможет чувствовать себя спокойно», – вспоминает Уоррен.
Вечером Грэм пригласила Баффеттов на обед, накрытый на 40 персон и устроенный в честь Уоррена и Сьюзи. Несмотря на свою личную неуверенность, Грэм умела принимать гостей, и ее званые обеды славились во всем Вашингтоне. Она знала, как помочь людям расслабиться и получить удовольствие от общения.
Обеды для Грэм были способом завести новых друзей и познакомить людей друг с другом. Теперь она хотела поближе познакомиться со своим новым инвестором.
Баффетт вспоминал: «Когда мы со Сьюзи были в “Мэдисон”, около пяти вечера кто-то подсунул под дверь напоминание о вечеринке, на которую я был приглашен за несколько недель до того. В конце было написано, что прийти нужно в смокинге. У меня, понятное дело, его не было. Я в панике позвонил секретарше Кей, которая оказалась очень славной девушкой. Ну что ж, сказала она, сейчас я надену шапочку для размышлений». После этого помощница Грэм, Лиз Хилтон, позвонила в местный магазин и нашла там костюм, подходящий для Уоррена[493].
Такси Баффеттов подъехало к трехэтажному георгианскому особняку кремового цвета с зеленой мансардной крышей. Окружавшие его обширные лужайки простирались до самой вершины холма. Справа и вниз по холму, за густой колоннадой деревьев, начинались кварталы, за которыми располагался старый дом Баффеттов в Спринг-Вэлли, а сразу за ними – Тенлитаун, где Уоррен развозил газеты в Вестчестере и воровал мячи для гольфа в «Сирс».
Баффетты вошли через парадную дверь в дом Кэтрин Грэм и присоединились к остальным гостям, которые пили коктейли в гостиной. Повсюду на белоснежных стенах, декорированных синими бархатными шторами, висели предметы азиатского искусства из коллекции ее матери, а также картины Ренуара и гравюры Альбрехта Дюрера. Грэм начала представлять Баффеттов другим гостям. «Кей говорила им приятные вещи обо мне, – вспоминает Уоррен. – Она делала все, чтобы мне было комфортно. Но мне было ужасно неуютно».
Уоррена усадили рядом с женой Эдмунда Маски, Джейн. Этот выбор был очевиден, поскольку однажды Баффетты принимали ее мужа в Омахе. По другую сторону от Уоррена сидела Барбара Буш, чей муж был послом США в ООН и вскоре должен был стать главой американского бюро по связям с Китаем. Ему предстояло провести Соединенные Штаты через сложный процесс возобновления дипломатических связей с Пекином. Когда Грэм нажала на звонок, подавая на кухню сигнал, вокруг старинных георгианских столов начали маневрировать официанты, подавая разнообразные блюда. Уоррен старался не выглядеть ошарашенным. Он вспоминает: «Сьюзи сидела рядом с каким-то сенатором. Он пытался за ней ухаживать, клал руку ей на колено и все такое. В это время я чуть ли не умирал, потому что не знал, о чем говорить с этими людьми. Хотя Барбара Буш была очень добра ко мне. Она видела, что мне явно не по себе».
Официанты обслуживали гостей в русском стиле, но в его американской версии: сначала подавали первое блюдо, затем рыбное, затем основное. Все это они выносили на подносах, с которых гости сами накладывали себе еду в тарелки. По мере того, как Уоррену подавали еду и вина, которых он никогда в жизни не ел и не пил, трапеза для него становилась все более сложной. Ко времени подачи десерта Баффетт был буквально подавлен. Наконец, гостям принесли кофе, который он не пил. В конце вечера Грэм, по обычаю, встала и неуверенно произнесла хорошо составленный и остроумный тост за почетного гостя, который она сочинила лично для него. Дискомфорт Баффетта возрос до степени ужаса: почетный гость должен был произнести ответный тост за хозяйку.
«У меня не хватило духу встать и сказать тост, как полагалось. Я опозорился. Мне было настолько неловко, что я даже подумал, что меня может стошнить. Я просто не смог встать и говорить перед половиной кабинета министров. Я никогда не был на это способен». Потом, когда они со Сьюзи прощались, у них было ощущение, что о болванах из Небраски еще долго будут говорить в Джорджтауне.
Несмотря на то что высшее общество, окружавшее влиятельную миссис Грэм, обескуражило Баффетта, заставив его чувствовать себя не в своей тарелке, он был воодушевлен, и не скрывал этого. Сьюзи Баффетт вскоре стало очевидно, что ее муж хочет приобщиться к этому миру.
38. Спагетти-вестерн
Омаха, 1973–1974
Когда Баффетт в 1973 году обедал с Кэтрин Грэм, он уже не просто инвестировал в акции газет, а становился бизнес-магнатом. Баффетт управлял Berkshire Hathaway и Diversified, а Чарли Мангер – Blue Chip Stamps.
Все три компании владели долями друг друга, что укрепило деловые отношения Баффетта и Мангера. Это была зарождающаяся империя, построенная по модели инвестора Гурдона У. Уоттлза[494]. Бизнес Уоттлза был похож на матрешку: внутри одной компании, скрывалась другая, а в той – третья и так далее. Уоттлз контролировал их все, хотя ни одна не принадлежала ему полностью. Баффетта всегда восхищала эта модель, о которой он говорил: «Единственный путь к успеху – это сесть кому-то на хвост»[495].
«Уоттлз владел небольшой инвестиционной компанией закрытого типа Century Investors. Он выстраивал цепочку: покупал по сниженной цене акции компании, а через нее покупал акции следующей, тоже с дисконтом. В конце цепочки была самая большая компания, Mergenthaler Linotype, которая на две трети принадлежала American Manufacturing. Тогда еще не нужно было подавать документы в Комиссию по ценным
